В шесть утра я вызываю такси и еду в офис. Сейчас мне хочется оказаться в его кабинете, в его кресле. Прошу таксиста включить мне музыку громче и опустить сзади окна до предела. Парень изумленно смотрит на меня, но выполняет мою просьбу. И я начинаю подпевать песне Ване Сэл «Поговорим». Холодный воздух делает кожу гусиной, треплет, путает мои волосы, но я ощущаю счастье в этот момент. Мир проносится мимо, а гитарные аккорды заполняют пустоту. И пока такси не привозит меня к месту назначения, мы успеваем прослушать песню три раза.
В холле «Гранд Плазы» приглушен свет, охранник мирно посапывает за стойкой. Я стараюсь быть бесшумной и не пьяной, но выходит плохо. Блюститель порядка просыпается, подозрительно смотрит на меня, затем прищуривается, видимо узнает и кивает.
Я вхожу в лифт и поднимаюсь на семнадцатый этаж. В коридоре темно, что мне приходиться двигаться на ощупь. Я достигаю нужной двери, открываю офис своим ключом и подхожу к своему столу. Достаю из ящика его подарок и сразу проскальзываю на запретную территорию. Тут пахнет мускусом, словно он только что ушел. Я включаю свет над его столом и медленно иду к цели. Когда я опускаюсь в кресло, оно принимает меня как родную. Я беру его кружку и наливаю в нее еще вина.
— Я здесь такая счастливая, — говорю вслух, смотря на свой портрет. — Как ты только смог разглядеть это во мне? Кажется, что я никогда так не улыбалась. У меня не было повода для безудержной радости. Моя жизнь всегда хлестала меня по щекам и нажимала на болевые точки. А тут я счастлива, безмятежна. — Я делаю большой глоток вина и откидываю голову назад. — Как же я устала. Я хочу, чтобы ты меня защитил, чтобы спрятал от этой боли, но я так одинока.
— Миа. — Я слышу его голос. Какой чудесный сон. — Миа.
Я вздрагиваю и открываю глаза. Передо мной на корточках сидит Константин. Он встревожен и совсем не изменился.
— Что это? — с осуждающим беспокойством спрашивает Громов.
— Вино, я. — Мой голос немного сиплый. И, кажется, я до сих пор пьяна.
— Это я вижу. — Вдруг злится он. — Что произошло?
Я испуганно смотрю на него и часто моргаю. Мне хочется разреветься и уткнуться носом в его шею. Но вместо…
— Простите, Константин Игоревич. — Я делаю над собой усилие и неуклюже встаю. Костя поднимается за мной. — Я не должна была сюда приходить.
Я покачиваюсь, и его сильная рука касается моего локтя.
— Миа, брось. Что с тобой? — Он обхватывает меня обеими руками за плечи и легонько встряхивает.
— Он мне изменил, — говорю я, смотря себе под ноги. Отчего-то мне стыдно. Я хочу отмыться от всей этой грязи.
Костя берет меня за руку, помогает сесть на диван, затем выглядывает из кабинета, говорит парням, что собрание отменяется, запирает дверь на ключ и садится рядом со мной.
— Рассказывай.
Я поднимаю на него глаза и спрашиваю себя: «Зачем ему это? Могу ли я говорить об этом с ним?»
— Миа, не тяни, рассказывай, — давит на меня Громов и крепко сжимает мои ладони, сложенные на коленях.
— Я не могу. — Я отчаянно мотаю головой. — Только не с тобой.
— Почему?
— Потому что ты это ты.
— Я хочу знать, — настаивает он.
— Любопытство тут неуместно.
— Какое любопытство, черт возьми?! — Повышая тон, Громов ерошит свои и без того всклокоченные волосы. — Ты посмотри на себя! Что он с тобой сделал?!
— Тебе то что?! — накидываюсь на него я.
— Я хочу тебе помочь!
— Чем?! Чем ты можешь мне помочь?! — Я вскакиваю на ноги и смотрю на него с яростью. Я знаю, что он не виноват, но ничего не могу с собой поделать. Костя медленно встает, и я оказываюсь на уровне его груди. Мне приходится задрать голову. Красивые карие глаза снова открыли для меня безопасный «мир». И сейчас я очень хочу туда войти, однако все равно не могу, он не свободен.
— Я не смогу этого узнать, пока ты нападаешь на меня, — совершенно спокойным тоном говорит он. И мне становится стыдно.
— Прости. — Я переминаюсь с ноги на ногу. — Я не должна была срываться на тебе.
— Забыли, — отмахивается он. — Сядем? Кофе?
— Да, пожалуйста. — Я возвращаюсь на место и принимаюсь наблюдать, как этот сильный, огромный мужчина заваривает для меня кофе. Я до сих пор влюблена в него? Не знаю. Скорее он просто стал мне очень дорог. Я не допускаю мысли, что между нами что-то еще возможно. Он никогда не станет моим.
Костя ставит передо мной чашку и садится рядом, положив руку на спинку дивана. Я делаю глоток и нерешительно смотрю на него. Он молчит, выжидает. Но я все еще не готова ничего говорить. Так и сижу, молча пью этот черный и крепкий как моя жизнь кофе и наблюдаю за ним.
— У меня вчера родилась дочь, — внезапно заявляет он с абсолютно бесстрастным лицом. Я давлюсь тем, что пью и роняю чашку на стол.
— Поздравляю, — откашлявшись, выдавливаю я, принимаясь вытирать разлитую жидкость салфеткой.
— Спасибо. — Громов останавливает мои клининговые действия, беря за руку, и заставляет посмотреть на него. В его глазах печаль.
— Почему ты так несчастен? — решаюсь спросить.
— А как бы ты себя чувствовала на моем месте?
— Отвечать вопросом…
— На вопрос невежливо. Я помню, — перебивает меня Костя.