Второй этаж

— И все-таки. — Вдруг я думаю, что если он поделится своей проблемой, моя будет уже не такая страшная.

— Миа, моя дочь росла в животе у Анжелы, пока я влюблялся в тебя. И когда это чувство передавило любовь, как я считал, к женщине моей жизни, родилась она. Сейчас я чувствую, что не способен подарить ей ту семью, которую она заслуживает. Я стану первым мужчиной, который ее предаст.

— Нет-нет-нет! — начинаю тараторить я, стараясь его остановить. Я накрываю Костины руки своими ладонями и придвигаюсь ближе. — Что же ты такое говоришь? Твоя дочь не может быть предана тобой, ведь ты ее не бросишь. А это чувство временное, как и мы.

Он смотрит на меня так, словно я его ножом полоснула.

— Почему ты так считаешь?

— Теория, помнишь. — Я сдавленно улыбаюсь.

Громов обхватывает мое лицо.

— Какая к черту теория, когда я бесконечно думаю о тебе, когда я так хочу тебя поцеловать, — он говорит это с такой нежностью, открытостью и топит меня своим карим взглядом. Я прикрываю глаза, склоняю голову к его правой ладони и осторожно трусь об нее щекой. Мне так не хватало его тепла. Сейчас я в безопасности. Мне хочется растянуть это мгновение на тысячу лет или хотя бы пока я не состарюсь и не умру.

И вдруг я ощущаю, как его губы осторожно касаются моих, я не сопротивляюсь, и он становится настойчивее, увереннее. Громов целует меня с жадностью, будто от этого зависит его жизнь.

— Стоп. Стоп. — Отрываюсь от него я и перевожу дыхание. — Это не правильно. Мы не должны. Бумеранг вернулся ко мне раньше, чем между нами что-то произошло. Нельзя.

Костя откидывается на спинку дивана и трет лицо руками.

— Зачем ты меня так мучаешь? — шепчет он, повернув голову в мою сторону.

— Я должна идти. — Я поспешно встаю, и он хватает меня за руку.

— Нет.

— Костя.

— Я сказал: нет.

Я возвращаюсь туда, где сидела и испытующе смотрю на него.

— Откуда ты узнала, что он изменил тебе? — деловым тоном спрашивает Константин.

Сменили тему — отлично!

— Прочла переписку.

— Ясно. Что думаешь дальше?

— Не знаю. Развод, переезд.

— Ты уверенна?

— А у тебя есть другое решение? — Он молчит. — Только не говори мне простить его.

Громов снова молчит и смотрит на меня.

— Не могу поверить. — Я опускаю голову.

— Чему? — Он обретает способность говорить.

— Как ты можешь мне такое предлагать?!

— Ты бы разве не сделала тоже для меня?

Что за?

— Костя, ты хоть понимаешь, насколько сильно ты меня раскачал? Да мы уже солнышко три раза сделали!

Он смеется.

— Это не смешно! — злюсь я.

— Нет, твои теории — это очень смешно, — все еще усмехаясь, говорит Громов.

Внезапно я тоже начинаю улыбаться и ударяю его в плечо, потом еще и еще. Константин невозмутимо сносит удары и позволяет делать это снова, пока к моему горлу не подкатывает новая порция боли. Кажется, он замечает, как искажается мое лицо, тогда хватает меня за руки, останавливая, и крепко прижимает к себе. Пока я давлюсь слезами, Громов нежно гладит меня по спине и каждую минуту целует мои волосы.

— Когда я увижу его, я разобью ему лицо, — спустя какое-то время шепчет мне Костя, и я верю. Я знаю, что Валере не поздоровится, встреть он этого Громилу. На моем лице загорается улыбка. Мне хорошо от этой мысли. Я отстраняюсь от Кости, вытираю щеки и шмыгаю носом.

— Пусть живет, — радостно говорю я.

— Миа, если для такой улыбки нужно кого-то побить, ты говори, не стесняйся, — с сарказмом произносит он, и я начинаю смеяться. Громко, от души.

— Я так тебя люблю, — вырывается из меня, и я, раскрыв рот, испуганно уставляюсь на него. Не может быть, что я это вслух сказала! Константин расширяет глаза от удивления и уже собирается что-то сказать, как моя ладонь накрывает его губы, и на сцену выходит Миа-тараторка: — Не отвечай! Ничего не говори. Это просто вырвалось. Просто случайность, ясно? На самом деле ничего такого нет. Мы друзья, просто друзья. А, нет! Просто коллеги.

Громов сначала изумленно наблюдает за мной, потом пытается вырваться, потом сдается и ждет, пока я успокоюсь.

— Если я скажу, что чув… — вкрадчиво начинает он.

— Не говори! — перебиваю его я. — Не думай! Я это просто так сказала.

— Будь по твоему, — сдается он, и мне снова становится плохо. Почему он всегда отказывается от меня? Почему не проявляет настойчивость? Почему я это ему сказала? Мне нужно подумать. Осмыслить все. Может взять отпуск?

— Виталий здесь?

— Не знаю. — Костя пожимает плечами.

Я медленно встаю, жду, что Громов меня остановит, однако он дает мне уйти. Кажется, он раздумывает над тем, что я сказала. А зачем я это сказала?

— Костя, — окликаю его, когда уже стою у двери. Он оборачивается. — Я точно не знаю, что испытываю к тебе, но, наверное, тоже что и ты. И ты знаешь, что мы — невозможно. Оставим это. Все равно ничего не изменишь. Ты нужен своей семье.

Я должна была уйти, сказав все это, но не могу сдвинуться с места. Мы смотрим друг другу в глаза, не мигая, топя, изучая, решаясь на расставание, а потом он резко встает, пересекает кабинет и впечатывает меня в стену, упираясь руками по обе стороны от моей головы.