Второй год новой эры

– Нет, – ответила мадам Люси, – мой муж не магометанин, и у нас в двадцать первом веке так было не принято. Просто здесь, где мужчин выживает мало, а женщин много, такой образ жизни необходим для выживания нашего народа. Женщины должны рожать в семье, и все дети должны знать своих отцов. Государство, то есть вожди племени, способны дать очень многое, но и семья тоже необходима. У нас, у старших жен, нет служанок, но есть добрые подруги, которые готовы сделать для нас все что понадобится. Месье Петрович говорит, что на самом деле цивилизация – это такой способ большому количеству людей жить вместе и не убивать друг друга.

С ума сойти, куда я попал! Это те же монтаньяры, только у них пока нет ненависти ко мне и моему маленькому братцу, зато уже есть все остальное, и в своих экстремистских воззрениях эти русские пошли куда дальше, чем наши доморощенные политиканы из якобинского клуба. Те хотя бы чернокожих не считали полноценными людьми, в своей свободе, равенстве и братстве ограниваясь только белыми людьми, преимущественно французами. А у этих русских темнокожие жены позволяют по отношению к своим белым мужьям просто ужасные проявления фамильярности, и те это не просто терпят – им это нравится. Вот к месье Петровичу подходит статная темнокожая красавица и с довольным урчанием, как кошка, трется носом об его щеку, в то время как с другой стороны к нему прижимается его белая жена. Просто пугающая идиллия. Неужели и мне придется брать в жены несколько темных красоток, чтобы те рожали от меня детей?! Какой ужас! Для белого человека и настоящего европейца это же все равно, что совокупляться с животными!

– Скажите, мадам Люси, – наконец-то решился я на мучивший меня вопрос, – а тут еще есть цивилизованные люди, или только эти русские вожди с их сумасшедшими идеями?

– Нет, – отвечает мадам Люси, – других цивилизованных людей тут нет, и если ты хочешь жить жизнью цивилизованного человека, то должен подчиняться тем правилам, которые установили для себя и всех остальных месье Петрович и его товарищи. Их правила кажутся довольно дикими на первый взгляд, но это обманчивое впечатление. На самом деле, если откинуть предубеждение, становится ясно, что иначе тут не выжить. Нам, французам из двадцать первого века, так же, как и ты, попавшим сюда совершенно случайно, сначала тоже казалось, что русские тут устроили все неправильно. Но деваться нам было некуда – чтобы спасти свои жизни от голода и холода, мы подчинились существующим правилам, потом привыкли к ним, и в самом конце нам даже стала нравиться наша новая жизнь; впрочем, это уже личное и к делу не относится.

– Мадам Люси, – встрепенулся я, – а что, тут есть еще французы, кроме нас с вами?

– Разумеется, есть! – усмехнулась моя собеседница, – и, более того, почти все из них твои сверстники и сверстницы. Но учти, что они так же, как и я, полностью вжились в созданное русскими общество. Кроме того, многие из них по происхождению – как раз те самые монтаньяры, представители самых бедных слоев общества, которых ты так ненавидишь и боишься. Правда, они давно лишены классовой ненависти к дворянам, но если ты будешь задирать перед ними нос и гордиться своей голубой кровью, то получишь полную чашу ответного презрения, в первую очередь от вождей. Они считают, что гордиться можно только своими собственными заслугами, а не заслугами своих далеких предков.

«О, Господи! – мысленно взмолился я. – Прости меня, грешного, смилуйся, и скажи, что же будет со мной и моим маленьким братишкой?»

7 мая 2-го года Миссии. Понедельник. Вечер. Коч «Отважный».

Марина Жебровская

Ну и ну! В дыру-то эту, пространственно-временную, оказывается, не только из двадцать первого века провалиться можно… Это что, получается, в первобытных дебрях могут шастать выходцы из самых разных эпох? Впрочем, мне-то какое до этого дело… Для меня в любом случае все кончено – по крайней мере, среди цивилизованных людей… Везут меня замуж выдавать. Омерзительное чувство – словно я животное какое-то, вроде коровы, которую крестьянин везет родственнику в подарок или на рынок продавать…

Хорошо хоть, не на бойню… Для всех я на этом корабле – никто, ноль, дырка от бублика; смотрят сквозь меня, не разговаривают, а если и глянут в мою сторону, то словно ледяной водой окатят – столько презрения в их глазах… Держат в тесном и темном закутке взаперти, тут кругом шерсть и жутко воняет псиной! Наверное, тут вожди раньше держали своих собак.