Второй и Первая

– Тогда я отдам тебе деньги. Сколько он стоит?

– Ты столько за год не заработаешь, – холодно ответил я и еще для верности добавил: – У тебя есть помада? На твои губы смотреть больно, словно вампир покусал.

Ника фыркнула и полезла в сумку искать тюбик.

– Я прекрасно знаю, что не нравлюсь тебе, не нужно лишний раз подчеркивать, какая я некрасивая, – пробурчала она под нос. – И я все равно отдам деньги за костюм.

Неужели она умеет огрызаться? Никогда не замечал за ней неудовольствия или сердитости. Ника была всегда тихой, милой и улыбчивой. А может быть, она просто была такой с Пашкой? И у нее не было повода для гнева?

– Коль мы все выяснили, может, ты уже заткнешься и перестанешь мне надоедать? Особенно говоря о своих жалких ненужных копейках.

Остальную часть времени мы угрюмо молчали. Я оставил машину на улице, у ворот кладбища, открыл дверцу, вытащил корзину с гвоздиками, лилии отдал Нике.

– Пойдем, нас уже ждут.

Впереди, в глубине кладбища, маячила толпа. В стороне стояли Алексей и Марина. Они заметили нас и махнули рукой.

Как же я ненавижу похороны! Эту угрюмую безысходность, черный цвет толпы, застывшие лица. Многочисленные охапки цветов, их яркое великолепие – дурацкая традиция, словно насмешка, издевательство над трагическим событием. Уж лучше вообще без них.

Я обернулся, чтобы позвать Веронику, и увидел, как та застыла изваянием, словно чего-то испугавшись. Лицо ее побелело, девушка покачнулась, и я едва успел ее подхватить. Мелькнула мысль набрать «103» и вызвать скорую. На всякий случай.

К нам подошла Светлана и обняла девушку за плечи.

– Пойдем, попрощаешься, – произнесла она, а затем шепотом, в мою сторону: – Будь поблизости, вдруг что случится.

Процессия направилась вглубь, к жуткой вырытой в земле яме.

Это было самое страшное зрелище, которое я видел в жизни. У каждого есть свой собственный ад. Мой – это когда любимая женщина стоит над могилой лучшего друга с мертвым лицом и пустыми глазами.

Она не рыдала, не билась в истерике, не заламывала руки. Молча стояла у гроба и смотрела куда-то в район Пашкиного живота пустым бездумным взглядом. Выглядело это так страшно, что у меня спина покрылась холодным потом и волоски встали дыбом.

Какой же я идиот! Неужели я на что-то мог рассчитывать? О чем я думал? Ника никогда не станет моей. Что бы я ни делал, как бы ни старался, я не смогу завоевать эту женщину. Я совсем не похож на Павла, мы с ним были разными, как небо и земля. И если она его любила, мне ничего не светит.

К черту! Я себя ненавидел так яростно, что выворачивало наизнанку. Мой лучший друг погиб, а я думаю, как бы быстрее затащить его невесту к себе в койку. Что же я за человек?

Я вспоминал, как обрадовался, когда увидел Нику в своей квартире, у себя на диване, вспомнил, как полез к ней с поцелуями, когда она лежала без сознания. Гореть мне в аду за это.

Меня била неконтролируемая дрожь. Было так мерзко, что захотелось исчезнуть, чтобы не видеть лица друзей. Они, наверное, по-прежнему считают меня отличным парнем и не знают, какая я сволочь на самом деле. Хочу начать заново. Без багажа прошлого, без груза обязательств, денег, недвижимости, тяжелых воспоминаний. Без этой дурацкой губительной любви. С чистого листа.

Смогу ли я? Способен ли я еще на что-нибудь толковое? Без своих ресторанов, квартир, машин?

Решено. Сегодня же вечером куплю билет в первую попавшуюся страну и улечу к чертям, далеко, как только возможно. В голове формировался план. Возьму только паспорт и телефон. Ни копейки лишних денег, ничего. Рестораны оставлю на управляющих. Третий придется закрыть до лучших времен, все равно ремонт не доделан. Родителем до меня дела нет. Друзьям… в ближайшее время не будет. Да и какой я друг? Как оказалось, отвратительный. Я сам по себе. Никому не нужен и мне не нужен никто.

Начали опускать гроб. Вероника потеряла сознание. Ее окружили женщины, Светлана вызвала скорую. Но мне уже было все равно. Мыслями я был далеко. Чувства притупились. На меня накатило какое-то странное отупение. И, когда последняя горсть земли накрыла могилу, я развернулся и молча ушел…

Самым дальним рейсом оказался полет в Канкун. С пересадкой в Стамбуле. Ну что ж, Мексика тоже неплохо. Испанского я не знаю, это только добавит трудностей.

Я выбирал самые облезлые забегаловки. Убогие ресторанчики, которые отжили свой век. Нанимался посудомойщиком, уборщиком, помощником повара. Я не гнушался никакой работы, общался на английском, а спустя несколько месяцев – на ломаном испанском.

На меня косо смотрели, наверное, думали, что я фрик. Одежда-то на мне была хорошего качества (поначалу), у меня были приличный английский и манеры, я не курил и не пил. Из-за этого я был несколько раз бит местными.

Я увольнялся, нанимался в другое место. Жил в трущобах, иногда ночевал в парке, на скамейке. Первые месяцы было совсем туго. Наверное, в моем понимании это было искупление. Анафема, которой я сам себя предал. Чем труднее мне было, тем легче становилось на душе.