В общем, обалдев от внезапных видений, я пришёл к выводу, что заводы те строить обязательно надо. И дизайнерские и конструктивные особенности и моменты мне тоже следует подсказать. Только подсказывать мне это нужно через проверенного человека. А именно, через товарища Щёлокова, который является не только министром МВД СССР, но и фронтовым другом товарища Брежнева.
Всё это мгновенно пронеслось у меня в голове и я, потеряв суть текущего разговора, кивнул головой и сказал:
– Ага.
– Но они, гхм, всё же есть, эти отставания… – задумчиво произнёс Леонид Ильич и неожиданно прервался, поменяв тему. – Кстати, мне сообщили, что ты до сих пор не комсомолец, – поднял бровь. – Как же так? Тебе сколько лет?
– Шестнадцать.
– Тогда в чём дело, гхм?!
– Так получилось, – пожал я плечами.
– Гхм, мне доложили, что получилось, но непонятно только как?! Ну да ладно, гхм, пусть получилось, гхм, но сейчас-то ты уже вступил в ряды ВЛКСМ? – задал вопрос Генсек и, увидев моё отрицательное покачивание головой, удивлённо открыл глаза и произнёс: – Как же так?! Почему, гхм, ещё не в комсомоле?!
– Да вот пока как-то не до этого было, – неопределённо отмазался пионер, говоря как можно тише.
Ну что сказать. Конечно, готовясь к встрече, я подозревал, что такой вопрос скорее всего возникнет. И, в общем-то, был готов к нему. Своей стратегией я избрал безвольное бездействие, совмещённое с рационализаторским утопическим предложением. Другим вариантом могло быть обычное доносительство. Я мог легко наябедничать, преувеличить и вызвать гнев сильного мира сего от того как и кто несправедливо не хотел принимать прекрасного мальчика в комсомол. Просто назвал бы виновных и баста. Уверен, вызванный такой манипуляцией гнев, с большой долей вероятности, обязательно достиг бы адресатов, если не сегодня, то завтра. И не только их. Естественно, многих бы за такой подход к работе покарали. Разумеется, кто-то бы обязательно попал под раздачу и из не виновных, как, к сожалению, иногда водится в подобных случаях, кто-то бы обязательно сумел бы соскочить и выйти сухим из воды. Само собой, подставив под молотки правосудия кого-нибудь другого. Что-то подобное обязательно было бы.
Само собой, мне было бы жаль тех, кто просто получил бы за компанию ни за что. Но дело на самом деле даже не в них. Точнее сказать – не только в них. Ну сколько бы человек было бы наказано? Строго – ну максимум человек пять-семь. Комсорги первичек: в школе, в институте, в филармонии, куда приписано наше ВИА и в министерстве. Может быть, получил бы ещё кто-то из Московской ячейки ВЛКСМ. Директорам всех этих заведений, скорее всего, тоже перепало бы на орехи. Вот, собственно, казалось бы, и всё.
Всё? Да, нет – на самом деле совсем не всё!!
Наверняка, в дальнейшем события развивались бы так…
После такого громкого, но тихого дела, которое моментально бы исчезло из любого общения, началась бы потеха. Крайне вероятно, что на верху, поняв, что таких «косяков» может быть много, инициировали бы масштабные проверки с дальнейшими выводами. Причём проверки эти были бы по всей стране. Всех комсоргов бы наизнанку вывернули, а вместе с ними и тех, кто не вступил в комсомол по тем или иным причинам. И не только их, но и родственников тоже.
Глобальная огромная вакханалия с репрессивными мерами, в которой больше всех пострадают, с огромной долей вероятности, не верхи, а низы. Сколько судеб будет сломано? Много? Думаю достаточно много. И нужно ли нам такое счастье? Уверен, что нет.
Впрочем, что вполне естественно, я думаю, подобной проверки комсоргам так и так не избежать. Обязательно прошерстят. Вот только закавыка в том, что шерстить будут мягко, нежели было бы, если бы я сейчас тут исполнил небольшое шоу. «Хны… Хны… Хны… Они не хотели меня принимать, потому что я песню написал про Вас и сказал, что партия наш рулевой!»
От таких предположений, на тему: «Что бы было?», по спине побежали мурашки и меня аж передёрнуло.
Леонид Ильич же, тем временем, продолжал, совершенно расстроено:
– Саша, ну как же не до этого тебе было, гхм? Ты что?! Комсомол – это же прямой путь в партию. Или ты не понимаешь этого?
– Понимаю, конечно. И обязательно собираюсь просить, чтобы меня приняли в их ряды, но лишь по достижении восемнадцатилетнего возраста.
– Почему?
– Хочу принять этот выбор по достижении совершеннолетия, – пояснил я, всё ещё отгоняя в голове призраки большой чистки.
– Не понятно, гхм… Зачем ждать, если можно вступить сейчас? – недовольно произнёс хозяин дома.
– Потому что хочу, чтобы в дальнейшем никто не смог упрекнуть меня, что в комсомол я вступил по принуждению и\или из-за того, что без этого вступление дальнейшего продвижения по карьерной лестнице не будет.
– И кто ж тебя, гхм, в этом упрекнуть сможет? У нас с четырнадцати лет, гхм, все достойные молодые юноши и девушки, все вступают в комсомол. И никто никого не упрекает!