Второй Карибский кризис 1978 (СИ)

«Вот тебе и на… Значит, принимать взрослые решения, меняющие судьбу, имеется в виду вступление в ВЛКСМ, я в таком возрасте могу. А вот фильмы снимать, значит, нет?» – усмехнувшись, подумал я о непоследовательности в суждениях визави и сказал: – Мне сейчас интересней такой снять. Я его уже полностью придумал и всё обдумал. Министерство культуры, вроде бы не против, поэтому надеюсь, что в ближайшее время съёмки начнутся.

– Разные секретари, гхм, разных обкомов и горкомов, гхм, я смотрю тоже не против, – негромко буркнул Генеральный, по всей видимости, решив дать мне понять, что в курсе про мои замуты с МГК.

Я промолчал, не став заострять эту тему, ожидая, куда решит повернуть Брежнев. Но собеседник не стал углубляться в эти дебри, а поднялся с кресла и сказал:

– Ладно. Пошли, гхм. Обедать пора.

Вышли из кабинета и, увидев обстановку, я сразу понял, что вновь попал на допрос. На этот раз дело происходило за обеденным столом, где за чаем нас уже поджидала вся семья товарища Брежнева. Мне их никто не представлял, ибо они, при появлении меня (шутка), точнее сказать нас с дядей Лёней, все встали из-за стола.

– А, приехали, – хмыкнул мой дядя, – ну знакомьтесь – это Саша.

Они все вместе подошли к нам и по очереди представились.

– Ах вот ты какой, Саша. А я думала ты ребёнок, – это Галина, дочь генерального.

– Здравствуй, Саша. Моё имя Юрий Михайлович. Можешь называть меня дядя Юра, – представился муж Галины Брежневой заместитель министра МВД СССР генерал-лейтенант Чурбанов.

– Привет, Саша. Я – Виктория, – поздоровалась внучка Леонида Ильича.

Через минуту подошла женщина, в которой легко угадывалась, исходя из виденных мной документальных фотографий в той жизни, жена Генерального – Виктория Петровна.

Она также тепло поздоровалась со мной, и мы принялись за чаепитие. За которым, разумеется, мне пришлось повторить практически слово в слово недавние ответы, которые я давал хозяину дома. Ну, быть может, за исключением некоторых абсолютно никому не нужных нюансов.

Разумеется, речь не шла ни о пионерах, ни о комсомольцах, ни о мировой экономике. Речь шла совсем о другом. Семейство Леонида Ильича интересовали чисто житейские интересы: кино, музыка и книги. И, разумеется, всех их интересовал ответ на вопрос, как там в Германиях – ФРГ, ГДР, куда я в составе наших ансамблей недавно командировался.

Собственно разговор был дружеский, ко мне относились очень хорошо. Поэтому и рассказывать историю было легко. Естественно, для придания большей правдоподобности свой рассказ я немного преувеличил, где-то процентов на пятьдесят, но от этого история не стала менее сказочной. Это было сделано для интереса, для произведения нужного впечатления, а также для того, чтобы пропускать некоторые пикантные моменты, например, такие, как мои кувыркания с Мальвиной. Я решил, что не нужно знать таких интимных моментов этим хорошим людям, поэтому вместо попрыгушек с синеволосой красавицей в различных частях Берлина, я рассказывал о концерте, магазинах, автографах и море фанатов.

Рассказывая всё это, размышлял о том, что беседа была, с одной стороны, не совсем удачной для меня. Я так и не смог навязать строительство заводов и пароходов. Собственно, на первый взгляд я вообще никаких преференций, кроме вкусного обеда, не получил. Но это только на первый взгляд. На самом же деле, я теперь стал не просто Васей с 3-й Останкинской улицы, а, как минимум, Василием, которого зовёт к себе на обед Генеральный секретарь ЦК КПСС. И о чём мы тут ведём беседы никто не знает, и никогда не узнает!.. Н-да… Ну или почти никто. Тем не менее факт остаётся фактом, я вхож в дом Первого!

Глава 11

Чаёвничали часа три. Смеялись, рассказывали анекдоты. Причём рассказывал не только я, но и все присутствующие по очереди. Ну и, разумеется, пили, ели и ещё раз ели. В общем, довольно весело проводили время.

Однако когда никогда, а встречу в верхах всё же пришлось сворачивать.

В комнату вошёл помощник Генерального. Леонид Ильич встал из-за стола. Я тоже поднялся.

– Саша, гхм, хочу поздравить тебя с Наступившим Новым Годом, пожелать тебе всего самого хорошего. Чтобы ты рос, гхм, настоящим человеком, – начал прощаться Леонид Ильич, желая всего и сразу, в том числе здоровья, хороших оценок и успехов в творчестве. Закончил же он свой спич так: – А подарки для твоей семьи, гхм, тебя в машине ждут.

– Большое Вам спасибо, Леонид Ильич. Я тоже подарки привёз: кассеты и пластинки с нашими записями. Но они сейчас у товарища Кошкина.

– Не волнуйся, Саша, гхм, он их передаст. И вот ещё, что… Хочу тебя спросить.

Я стал вниманием.

– Ну, а отца-то ты своего не помнишь?

– Э-э… нет. Я ж ещё не родился, когда он без вести пропал. А мама толком ничего не рассказывает. Только спрошу – плакать начинает.

– Оно и понятно, что плакать. Женщина ведь. Представляешь, как ей тяжело было тебя на ноги поднять.

– Угу, – кивнул пионер, не совсем понимая куда Генеральный клонит.

Тот же не спеша произнёс:

– А между тем, Саша, отец твой, гхм, не без вести пропал. А погиб.

– Да ладно?! – ошарашено прошептал я.