Второй круг

 Весной набухшая река вгрызалась в обрывистые берега, обрушивая их. Молодой красавец-тополь, как ни цеплялся корнями за землю, но оказался в воде. Река с урчанием подхватила его и потащила неведомо куда. На отмели река выдохлась, да так и бросила свою добычу.

Дно в этом месте было илистое и корни дерева, почувствовав под собой благодатную почву, уцепились за неё. По стволу двинулись живительные соки. Тополь, хоть и лежал плашмя, но на той стороне, что выступала из воды, весь покрылся зелёными листочками, погнал молодые побеги.

Жизнь продолжалась. Надолго ли? Что будет зимой и в следующее половодье? Тополь об этом не думал. Он радовался каждому мгновению, отличающемуся от небытия.

Я, проходя по мосту, каждый раз смотрел на отмель внизу и радовался вместе с тополем. Собственные недуги не казались мне такими уж страшными. Я чувствовал, что нужно бороться за жизнь до конца и приветствовать каждый её миг.

Часть вторая. Стихи

Талант, опалённый войной

Шёл над землёй сорок первый безжалостным вихрем

Чёрным потоком враги устремились к столице.

Красная армия, стоя в крови по колено,

Натиск чудовищной силы сдержать не могла.

Власти решили тогда поскрести по сусекам.

Вождь призывал населенье  к священной войне.

Бабы опухли от слёз, мужиков провожая,

Чуя нутром, что теперь уж не свидеться им.

Марши бравурные горестный плач заглушали,

И в эшелоны садились, вздыхая украдкой,

Люди постарше и толпы зелёных юнцов.

Был здесь Ванюшка, лихой гармонист деревенский,

Свадьбу сыгравший всего лишь полгода назад.

Деву Марию прося о спасении мужа,

Сунула в руку ему образок молодуха.

Мчался состав с новобранцами, вёрсты глотая,

Но под удар авиации вражьей попал.

Пламенем адским горели вагоны и люди,

Вспарывал землю неистовый ливень свинцовый.

Души погибших, с телами своими прощаясь,

В скорбное небо одна за одной уходили.

Все уцелевшие выли от злости бессильной –

Было винтовок две штуки, и те у конвоя.

Раненых стоны звучали хоралом зловещим.

Наш гармонист крепко пальцами стиснул иконку.

– Дева Мария! Спаси и помилуй! – молился.

То же шептал он, когда санинструктор-девчонка

Плача, тащила его на себе сквозь туман.

Долгое время он был между жизнью и смертью,

Сразу лишившись обеих раздробленных ног.

Серые будни в больничной палате томили.

Горем своим поделился с супругой в письме.

Был потрясён, не дождавшись из дома ответа.

– Значит, не нужен я ей! – бились мысли в мозгу.

Долго не думал, пошёл на вокзал побираться.

Но оказалось и там всё не очень-то просто.

Люди лихие собрали увечных в бригаду,

Дали гармошку ему, испытав для начала.

Деньги пройдохам пришлось отдавать до копейки.

Скудно кормили, но водка была каждый день.

Ночь коротая в подвале на грязном матрасе,

Деве Марии молился по-прежнему он.

Как-то под вечер прикрыл он глаза, полупьяный,

И поутихла гармошка в усталых руках.

Но, как во сне, пала вдруг перед ним на колени

Женщина с радостным криком: – Нашёлся, родной!

Наш гармонист поутру вместе с милой женою

Ехал домой, чтобы встретиться с сыном  своим.

Дома, окрепнув, не мог оставаться без дела.

Вспомнил, что раньше неплохо умел рисовать.

Стал создавать на холсте Богоматери образ,

Чудо спасенья явившей в кровавую ночь.

И получилась картина настолько реальной,

Что вызывала собою всеобщий восторг.

Так и прославился наш богомаз по округе,

Силой таланта безумье войны осуждая.

Звали порою Ивана расписывать храмы.

Цену не гнул он,  смущаясь всегда при расчёте.

 Умер над фреской, с любимою кистью в руках.

Спит он теперь, осеняемый Вечным Покоем.

Имя его не забыли ни дети, ни внуки .

Жив до сих пор он в чудесных твореньях своих.

Модус вивенди

Предавших меня не вспомню,

Пусть даже они и живы.

Прекрасен мой мир огромный

Без их образин фальшивых.

Горжусь я всегда к тому же,

Что сам предателем не был.

Не лез я в грязные лужи,

Не злил понапрасну небо.

Поэтому мне комфортно

В снегах и пустынях знойных.

Я даже при встрече с чёртом

Ищу компромисс спокойно.

Вызов

Иду над пропастью по узкому карнизу,

Обдуманно бросая дерзкий вызов

Всей прежней жизни, пусть благополучной,

Но ставшей почему-то очень скучной.

Упрямый ветер строит козни мне,

Сердито шепчет:– Возвращайся, идиот!

Я прижимаюсь к каменной стене,

Но продвигаюсь всё-таки вперёд.

Толпа зевак на это смотрит снизу,

Ждёт от меня какого-то сюрприза.

Уже там кто-то бьётся об заклад,

Что упаду я рано или поздно

Или бесславно поверну назад,

Мою задумку объявляют несерьёзной.

А между тем закончился карниз.

Но я не собираюсь прыгать вниз,

Чтобы враги меня смешали с пылью.

Есть путь другой, приемлемый вполне,

И будоражат кожу на спине,

Наружу прорываясь, крылья.

Сонет

Я в сновидениях своих,

Порой томительных и странных

Друзей встречаю дорогих,

В Аид ушедших слишком рано.

О них стихи слагал всю ночь,

Терзая рифмы в нетерпеньи,

Но почему-то мне помочь

Не захотело вдохновенье.

Наплывы нынешней ненужной суеты

Лишь затеняют прошлого картины,

А те, кто рядом – слепы, как кроты

Сердца их будто сделаны из глины.

Но путь мой среди них не бесконечен

И выведет меня друзьям навстречу.

Один день из жизни Пушкина

«Выпьем с горя! Где же кружка?»