Второй кубанский поход и освобождение Северного Кавказа. Том 6

– Прорвитесь на хутор Тихорецкий, – говорит он мне.

«Верный» проносится сквозь цепи большевиков и подходит к хутору. Оттуда летят пули. Посреди улицы лежит цепь, и пулеметы броневика осыпают ее. Я соскакиваю, чтобы подобрать оставленный пулемет. Возле пулемета лежат три фигуры…

У меня подымаются дыбом волосы. Боже мой! Черно-красные погоны! Я кричу:

– «Верный»! Свои! Свои! Корниловцы!

Оказывается, Тихорецкая уже больше часу была занята 2-й дивизией… В то время как 1-я дивизия вела упорный бой, 2-я дивизия с тыла заняла хутор и станцию Тихорецкая. Мы об этом не знали, и вот причина – почему я столкнулся с корниловцами.

Вечером я вхожу в зал 1-го класса станции Тихорецкая. За столом сидят генералы Деникин, Романовский и полковник Дроздовский. Мне не хочется попадаться на глаза Главнокомандующему, и я быстро поворачиваюсь назад.

– Капитан Нилов! – кричит мне генерал Деникин. – Нечего прятаться, идите сюда!

Я подхожу и отдаю честь.

– Вы подрались с корниловцами?

– Так точно, ваше превосходительство!

– Я же только что сегодня предупреждал вас не безумствовать. Вам только бы мчаться сломя голову и драться, а с кем – вам безразлично… У корниловцев есть потери?

– Раз мои пулеметчики стреляли – потери должны быть…

Генерал Деникин, сердито смотря на меня, спрашивает:

– Сколько человек?

– Трое, ваше превосходительство…

– А почему у вас лицо в кpoви? Вы ранены?

– Немного оцарапало…

– Есть еще раненые на броневике?

– Так точно – трое, кроме меня.

– Ступайте, немедленно перевяжитесь. Нечего бравировать. Ну не сумасшедший ли? – говорит мне вслед генерал Деникин, но в голосе его слышится удовлетворение.

Ныне мне невольно приходят на память те слова французского историка Сореля, которые генерал Деникин приводит в своих воспоминаниях. Эти слова как бы воспроизводят боевой облик Добровольческой армии того времени. Наша стратегия вполне согласовалась с качеством молодой армии, более способной на увлечение, чем на требующие терпения и выдержки медленные движения, могущей заниматься только победами, побеждающей только при нападении и одерживающей верх только в силу порыва.

Б. Прянишников [130] С ПАРТИЗАНСКИМ АЛЕКСЕЕВСКИМ ПОЛКОМ ВО 2-М КУБАНСКОМ ПОХОДЕ [131]

1918 год. Россия охвачена пламенем братоубийственной войны. Мой родной Дон, подняв восстание против большевиков, стал колыбелью контрреволюции, базой противобольшевистских сил. В освобожденном Новочеркасске тогда велась лихорадочная работа по организации и вооружению Донской армии. На фронте ежедневно происходили кровавые схватки. Донцы шаг за шагом продвигались на север и восток Области Войска Донского, очищая край от красных.

В это время в Задонье, в Мечетинской, Кагальницкой и Егорлыкской станицах, отдыхала и готовилась ко Второму Кубанскому походу маленькая героическая Добровольческая армия генерала Деникина.

В эти дни я был объят единственной мыслью: как бы послужить делу спасения России от большевиков? Мои родные и слышать не хотели о моем поступлении в ряды борцов с большевиками. Пришлось принять решение против их воли. Был яркий солнечный день, такой, каких бывает немало в июне. Не говоря ни слова родным, в этот день я вышел из родительского дома и отправился на сборный пункт, где формировался обоз, везший снаряды и патроны для Добровольческой армии. С этим обозом я прибыл в Мечетинскую, где в то время находились штаб и большая часть Добровольческой армии.

Я намеревался поступить в Дроздовский стрелковый полк, который спас мой родной Новочеркасск от нового вторжения большевиков в критический момент казачьего восстания, охватившего весной 1918 года низовья Дона. Но бывший со мной случайный спутник-доброволец сказал мне: «Ведь вы – казак, вам нужно поступить в Партизанский пеший казачий полк». И я последовал его совету.

В штабе полка, где я подписал обязательство добровольца, меня представили командиру полка. К моему большому удивлению, им оказался полковник Петр Константинович Писарев[132]. Взглянув на меня, Писарев спросил:

– А ты не сын Виталия Яковлевича?[133]

Этот вопрос меня встревожил. Я ответил:

– Так точно, господин полковник!

И тут я вспомнил, что Петр Константинович и мой отец были сослуживцами и приятелями по 5-му Донскому казачьему полку. «Ну вот, сейчас вернет меня домой!» – мелькнуло у меня в мозгу.

– Сколько тебе лет?

Хотя мне не было полных шестнадцати, я не моргнув глазом ответил:

– Восемнадцать.

Недоверчиво покачав головой, Писарев сказал:

– Ладно. Если ты такой рослый и крепкий, то иди во второй батальон к капитану Бузуну. Он найдет тебе место.

Итак, кадет 6-го класса Донского кадетского корпуса начал свои летние каникулы в рядах славного Партизанского, впоследствии Алексеевского пехотного полка. Капитан Бузун[134] определил меня в молодежный взвод своего батальона. Во взводе было примерно 20 человек, командовал им высокий, стройный поручик, имени которого не помню. При взводе была тачанка с пулеметом «максим».