Магическое создание повернуло к нему морду, и Лаки снова показалось, что костяной дракон смотрит на него печально и понимающе. Как будто они могли чувствовать печаль и понимать что-либо, кроме боевых команд.
Лаки приземлился на плоскую верхушку горы и снял с дракона сумки и оружие. Поднял руки, творя восстанавливающие заклятия. Это скрепит дракона на месяц-другой, если тот не попадется врагам.
— Лети куда хочешь, Грим.
Дракон снова посмотрел на него своими красными глазами, а потом взвился в воздух и полетел, кажется, прямо на солнце. Лаки долго глядел ему вслед, пока темная точка, в которую он превратился, не растаяла далеко на севере. Костяные драконы всегда улетали умирать на север, в земли истинных драконов, как будто имели к ним какое-то отношение.
Лаки запаковал сумки в заплечный рюкзак, прицепил оружие к поясу и тоже прыгнул с горы. Совсем недавно он научился превращаться в зловещий черный дым и лететь к цели с бешеной скоростью, гораздо быстрее, чем на костяном драконе. Впрочем, драконы ведь предназначались только для битв… Когда-нибудь он научился бы обращать в дым и Грима, как наставник. Они с Гримом были бы так великолепны, появляясь из черных клубов прямо посреди сражения.
“Выращу нового дракона и назову его тоже Гримом”, подумал Лаки, с эффектным грохотом материализуясь уже во дворе своего дома.
— Господин! — Касси, его старый слуга, выскочил из конюшни, что-то жуя. В волосах у него торчало сено.
— Опять бездельничаешь, негодяй, — Лаки влепил ему легкую затрещину.
— Ай, больно, господин! За что? Я работал, сено разгребал! Коней чистил, — лживо запричитал Касси, принимая из его рук поклажу.
— Господин Найрис дома?
— Да, гостей принимать изволят, — расплылся в улыбке Касси, мгновенно забыв о страданиях ушибленного уха. — В карты играют.
Все простолюдины млели в присутствии Найриса. И готовы были на любые услуги, сраженные чудовищной дозой омежьей магии. Впрочем, не только простолюдины…
— Горячую воду мне в купальню и… — Лаки поколебался, выходить к гостям не очень хотелось. Хотелось отдохнуть и желательно с теплым омегой под боком. — Домашнюю одежду.
Касси был очень ценный слуга, несмотря на свою лень. Слабый огненный маг, он умел быстро подогревать воду и хорошо готовил. Когда-то его умений хватало на все, в чем нуждался Лаки, но с появлением Найриса в дом пришли еще бета и омега-горничный. А сам Лаки все чаще стал задумываться об оруженосце.
Он и сейчас об этом думал, лежа в бадье с горячей водой. А еще о Найрисе, о Гриме, о столичных новостях и о своей службе. Мысли были обрывочные и ленивые, они кружились, как листья на ветру, медленно исчезая, и скоро совсем ушли, оставив лишь самую приятную — о Найрисе. Лаки потянулся, поглаживая себя по яйцам и представляя, как возлюбленный его муж опускается на колени, облизывает припухшие от желания губы и целует его туда.
В купальне тонко запахло цветами. Лаки открыл глаза и увидел, как сверху на него падают красные лепестки.
— Мой господин вернулся с войны и не захотел меня видеть, — улыбнулся Найрис.
— Я не хотел видеть никого, кроме тебя, — сказал ему Лаки, и Найрис присел рядом с бадьей, подернул рукав и опустил руку ему на пах.
— Позвольте помочь вам с омовением.
— Я замечаю пробегающую в лесу мышь и летящего в темноте сокола, — сказал Лаки, снова закрывая глаза и отдаваясь на волю ласкающих прикосновений. — Но не почувствовал, как пришел мой любимый муж.
— Говорят, так бывает от любви, — тихо засмеялся Найрис. — Это от того, что все мои помыслы только о вас.
Лаки закусил губу и перехватил его руку:
— Погоди. Я хочу в тебе.
И Найрис послушно не прикасался к его члену до самого конца омовения.
А когда Лаки вылез из бадьи, его недавняя мечта исполнилась: Найрис, сохраняя на лице все то же строгое и скромное выражение, опустился на колени, облизнул порозовевшие губы и взял в рот.
— Рядом с тобой мне кажется, что давным-давно я прыгнул в пропасть, не умея летать. А она оказалась бездонной, и я все падаю и падаю, пойманный в ловушку вечности, — прошептал Лаки, в голове его мешались когда-то прочитанные стихи и перевиденные сны, в горле стоял комок, а лед и ветер их магий сливался вокруг них в снежный вихрь, как всегда бывало после долгих разлук.
— Наставник зовет меня в столицу, — сказал Лаки уже в столовой. — А генерал Истариан на драконью заставу. Помнишь его?
— Прекрасно помню, такой достойный альфа, — отозвался Найрис. — Попробуйте пирожные, дорогой, я их сам делал.
Стоявший у дверей слуга-омежка тихо хихикнул: “собственными белыми ручками сахарные фигурки лепили”.
Лаки посмотрел на фигурки, изображающие драконов и единорогов.
— Как красиво, даже жалко есть, — он взял одно пирожное. — Так вот, я весь в сомнениях. С одной стороны столица, а с другой — слава и продвижение по службе быстрее.
Найрис опустил ресницы, едва заметно улыбаясь:
— Застава лучше, что нам делать в столице.
— Да, я тоже так думаю. Кстати, дорогой, дошли ли досюда последние новости? О владыке Даркене.
— Нет, — Найрис еле заметно вздрогнул.