Второй медовый месяц

Мейв ничего не ответила. Рассел скрылся в кабинете и, что случалось нечасто, притворил за собой дверь. Мейв удивленно уставилась на нее. С закрытой дверью кабинета ее приемная вдруг стала тесной, уединенной, словно протекающий через нее поток энергии вдруг иссяк. Спустя пару минут Мейв услышала, как Рассел негромко разговаривает с кем-то по телефону, и хотя слов она не разбирала, чувствовалось, что он воодушевлен разговором, кого-то уговаривает, что-то предлагает. Потом он рассмеялся. Мейв посмотрела на экран компьютера, на половину письма с вопросом о том, почему «Лондонская энергетическая компания» вдруг отозвала выданное агентству разрешение на прямое дебетовое списание по счетам за электричество. Будет ли проще составлять такие письма на новом компьютере с плоским серебристым монитором? И если уж на то пошло, избавится ли Рассел от разочарований в личной жизни, если работа будет воодушевлять его, отнимать больше сил и времени? Мужчиной, который держится так стойко, можно лишь восхищаться, его попытки приспособиться к нежелательным обстоятельствам заслуживают всяческих похвал, но нельзя допустить, чтобы он обманывал самого себя — по крайней мере, Рассел, которого Мейв знала чуть ли не всю жизнь. Она снова посмотрела на закрытую дверь. Нет, она не сможет — и не станет — ждать, когда он убедит себя, что новый компьютер изменит в его жизни хоть что-нибудь.

Вивьен плюхнула на белую постель три увесистые книги с образчиками тканей. Продавщица в местном магазине товаров для интерьерного дизайна дала понять, что трудно что-либо советовать, не зная, как выглядит комната сейчас, но лично она остановила бы выбор на нейтральном и вместе с тем насыщенном цвете — например, табачном или антраците, которые обычно смягчают впечатление от белоснежных комнат, придают им менее… девический вид. С ее точки зрения, вполне хватило бы гладких льняных штор, и, возможно, волана для кровати, ну и, пожалуй, темного покрывала из альпака и прикроватного коврика с какой-нибудь чисто мужской отделкой, например, кожаной. Вивьен хотела было объяснить, что не желает видеть в спальне ни коричневый, ни серый и тем более «чисто мужскую отделку», но вспомнила, зачем явилась в магазин, и придержала язык.

— Да нет, вообще-то мне нравится, — сказал Макс, развалившись на груде ее белых подушек в наволочках ришелье. — Просто уюта не хватает. Я чувствую себя постояльцем.

Вивьен хихикнула. Она сидела за туалетным столиком, который смогла приобрести только после расставания с Максом, и наблюдала в зеркало, как он смотрит на нее, словно в кино.

— Ты и есть постоялец.

Макс сразу сник.

— Да? — уныло спросил он.

Вивьен задумалась. Она уже уговорила его перестать носить на шее толстую золотую цепь — на том основании, что она ничего подобного ему не дарила — и теперь считала, что на сегодня претензий и проявлений власти вполне достаточно.

Она улыбнулась Максу в зеркало.

— Да я просто шучу.

— Киска, комната отпадная, — оживился Макс. — Точно тебе говорю. Ты отлично ее обставила. Просто здесь я не в своей тарелке. — Он усмехнулся. — Грубоват, пожалуй.

Она медленно повернулась на табурете и положила нога на ногу.

— Менять кровать я не стану…

Он подмигнул.

— А я и не прошу.

Она кивнула в сторону окна:

— Разве что шторы…

Макс оглядел их — белые, из плотного муслина, подхваченные белыми шнурами. Эти шторы напомнили ему день конфирмации его сестры, когда он исхитрился — нет, добился разрешения — сунуть руку под юбку белого нарядного платья ее подружки Шейлы.

— Да, хорошо бы, киска, — кивнул он.

Вивьен поднялась. В черных атласных туфельках без задников, которые купил ей Макс, она по-прежнему чувствовала себя неуверенно и следила за каждым шагом.

— И какими же, по-твоему, должны быть шторы?

Макс снова посмотрел на белый муслин, подумал и выдал:

— Бархатные смотрелись бы неплохо.

— Бархатные!

— Да. А что такого?

— Ты безнадежно застрял в семидесятых, — заявила Вивьен.

— В то время я был молод.

— Помню.

— И в каком-то смысле, — продолжал Макс, переводя взгляд со штор на ноги Вивьен, — до сих пор не повзрослел. — Он усмехнулся и сел повыше. — К счастью для тебя.