Второй ошибки не будет

Отполировал ботинки до зеркального блеска, положил на видное место свои любимые высокие носки и в качестве завершающего штриха запихнул в нагрудный карман пиджака шелковый платочек в тон галстуку.

Утром он сходил в парикмахерскую и постригся короче обычного – и, то ли от этого, то ли из-за худобы после болезни, но даже в импозантных шмотках, ставших для него слишком просторными, он выглядел не то, чтобы жалко, но трогательно, и это Федору не нравилось.

Он хотел бы уйти побежденным, но не сломленным.

Вздохнув, он снял парадную одежду, аккуратно повесил на плечики и приступил к неприятной части сборов, для чего из дальних углов стенного шкафа и антресолей извлекались вещи, которыми он никогда не пользовался.

На кровать легли рукавицы, толстые и колючие шерстяные носки, еще одни из настоящей верблюжьей шерсти (откуда они взялись в доме, он не помнил, но что верблюжьи – знал точно), комплект теплого зимнего белья (Федор никогда не носил кальсон, а теперь, наверное, придется), толстый лыжный свитер, шерстяная водолазка, ворох маек, носков и трусов. Собрав весь этот хабар в кучу, Федор сел на край кровати и задумался. Странно, что он, человек, имеющий самое непосредственное отношение к отправке людей в места не столь отдаленные, никогда не задавался вопросом – а как они там справляются с бритьем? Можно ли иметь станок? Если да, то это странно, потому что лезвие в умелых руках – страшное оружие. И как быть с такими необходимыми принадлежностями, как пена и лосьон?

Федор притащил весь свой скарб для бритья из ванной, завернул в газетку и засмеялся, представив, что скажет ему конвойный, обнаружив в рюкзаке эти элементы сладкой жизни.

Зубная щетка, мыло, расческа, нитка с иголкой, ложка, кружка, а вот с обувью совсем беда. Зимней обуви у него нет, а на зоне нечего делать в элегантных югославских ботинках. Он же автомобилист, черт возьми, зачем ему всякие там сапоги на меху, это же так пошло смотрится.

Допустим, воры в законе милосердно избавят его от обморожений и мозолей при помощи заточки, а если нет? Нагноение, гангрена и мучительная смерть? Придется бежать в магазин во время перерыва, если таковой понадобится судье, а если нет, просить Таню, чтобы купила и принесла. Хотелось бы избавить ее от тюремной романтики, но что делать, раз он такой идиот и задумался об экипировке только сейчас?

Он запретил себе мечтать о хорошем исходе. Татьяна все-таки пригласила адвоката, одного из самых маститых в Ленинграде, но всего его мастерства хватило только на уговоры, чтоб Федор полностью признал вину, проявил деятельное раскаяние и просил о смягчении приговора.

Как подсудимый, Федор понимал, что, наверное, виновен, раз все свидетели в один голос твердят, что он ни с того ни с сего выскочил на встречку, а значит, надо отвечать, ничего не поделать, но, как юрист, видел, что дело сляпано – дыра на дыре, и там за любую строчку можно уцепиться, чтобы его развалить.

Это доказывало, что Воскобойников чем-то так сильно заинтересовал адвоката, что тот решил потопить своего подзащитного, но ради Татьяниного спокойствия развивать эту тему Федор не стал и хамить адвокату тоже смысла не видел.

В конце концов, Воскобойников – дядя суровый, в его арсенале не только пряник, но и кнут.

Ах, если бы вспомнить, как было! Федор энергично почесал затылок, потом приложился лбом к холодному оконному стеклу… Нет, не помогло. Ясно представилось только лицо девочки с бубликами кос в заднем окне автобуса. Он бы легко узнал в толпе этого ребенка, а вот что произошло с ним дальше, не имел ни малейшего понятия.

Еще раз перебрав сваленное на кровати барахло, Федор решил, что ничего не забыл, подумал и в кухне взял небольшую мисочку с синей окантовкой. От старости белая эмаль посерела на донышке и покрылась мелкой сеткой трещин, и давно следовало ее выкинуть, но уж больно она была удобная.

Вдруг вспомнилась довольно странная посуда – некий фарфоровый гибрид терки и блюдечка, очевидно, спроектированный в помощь беззубым для поедания яблок. Этот вычурный предмет не пользовался в доме спросом, годами лежал в дальнем углу буфета, как вдруг Татьяна обнаружила его отсутствие и стала выпытывать у них с Ленкой, куда он делся. Федор ничего не знал, и Ленка отрицала все совершенно искренне, так что Татьяна в конце концов поверила им, какое-то время недоумевала, ведь не могла же посуда сама уйти из дому, но вскоре забыла о загадочной пропаже. Прошло месяца два или больше, и Ленка пришла к нему в слезах и призналась, что это она вынесла терко-блюдечный гибрид из дому, чтобы обеспечить питание сломавшему челюсть одногруппнику. После шинирования он мог только всасывать жидкую пищу, так что странная посуда была ему нужна, как никому другому.

Отнесла и напрочь забыла, а парень проворонил терку где-то в больнице и не вернул. Но когда Татьяна спрашивала, Ленка искренне верила, что не брала посуду, и ничего нигде не шевельнулось. А теперь вот вспомнила и не знает, что делать, потому что мать порвет, а с грузом на совести тоже тяжело.