Второй патрон

Даже если станет плохо очень,

Зельем лжи теперь не опоить.

Пусть взасос того целует робость,

Кто голубит розовый обман.

Только я, излазив эту пропасть,

И полушки за нее не дам.

Позови неведомые дали,

В спину кликни буйный травостой;

Им не пробудить души усталой,

Не нарушить сердца мерный бой.

Не заманит плакать под иконы

Ладан и мерцание свечей;

Не смогли упорные поклоны

Смыть туман обманутых очей.

Не нашел в молитвах исцеленья.

Сердцем сладкой щеми не обрел:

Жизнь ли, иль размытое виденье

Сном недолгим промелькнуло в нем?

Горько жить бесценною утерей,

Хоть она чарующий обман.

Долго верил, а теперь не верю.

Искушений одолел дурман.

Может быть за то и буду проклят;

Наказанье свыше – благодать.

Покаяньем больше не промокну,

И враньем уже не обуздать.

Не пугают роковые мысли:

Оступился, что брести назад.

Ладится к виску прощальный выстрел,

И, как будто, этим звонко рад.

Нет покоя… Жгут нутро сомненья.

Снится ангел с золотым копьем;

В Бога верил без упокоенья

И без Бога неупокоен.

Никогда я известен не был

Сочинять – роковое дело:

Сдуру влип, зашибет молва.

Никогда я известным не был

И никто не любил меня.

Пусть горел. Это все пустое.

Не далось синих глаз увлечь.

Но хранил сердцу дорогое,

Грезил светом желанных встреч.

Далеко, ведь, не самый, лучший

И, похоже, плох, как поэт.

На морозах сгубил колючих

Я души запоздалый цвет.

Россыпь клюквенная сгорела

В заметенной снегами груди.

Зря смертельно тобой болел я.

Зря под окна твои ходил.

Но теперь, хоть за что не знаю,

Слухи разные так и льют.

Что любимой писал, читают.

Что никчемным считал, поют.

Так ославили, нету спасу:

Заигрался. Ни то, мол, ни се.

Лишь в глазах не узрел я Спаса осуждения…

      Вот и все.

Никогда я известным не был.

Тем и тяжек нежданный гнет.

Узнаваемым стал теперь я,

Знать, молва и меня прибьет.

Ну, а коли шарахнет насмерть,

Страха нет. Умирал не раз,

Обреченно плетясь на паперть

В синь морскую любимых глаз.

Чувство нежное не истлело.

Потому и несет порой

Продолжать роковое дело

В кровь терзаемое молвой.

      Не смотри на меня сурово

Не смотри на меня сурово,

Что в пороки себя облек.

Не своди недовольно брови,

Наперед осуждая, впрок.

Ведь, когда-то и я безгрешным

Рассыпал по задворкам смех…

Тот, невинный, давно повешен

На льняной бечеве утех.

В чистый смех заходился. В звонкий.

Был веселым стервец и мечтал.

Предрассветные месяц тонкий

Шалопаю псалмы читал.

Стать счастливым горел желаньем.

Русь сермяжную пил взахлеб.

И, болтаясь по парку ранью,

Имя милой на лавках скреб.

А тебе достаюсь пропащим.

Без улыбки, без слов, без слезы.

Видно, страждущий да обрящет,

Раз во тьме повстречалась ты.

Прокоптел я в дыму кабачном.

Дух бродяжий сгубил до тла,

По углам понасеяв злачным

Неуслышанные слова.

Но теперь будет по-другому.

Мне по силам иные лады.

Только ты снизойди к такому.

Плюй на слухи, презреньем остынь.

Подбери, отряхни, исцеляй.

Разве мало во мне дурного,

Разве путь не заказан в рай?

Так не бойся любить больного.

Не жалеючи пропадай.

Сердце рвущие брось сомненья.

Гнев на милость смени, оттай.

Ведь не знаешь, как жду леченья.

Как во снах вижу теплый свет.

Как святое беречь умею.

Пригвозди роковое "нет"

И раскаяться я успею.

За тобой под ворота рая

Приволочься покорным готов.

Только ты душу очищаешь.

Только ты остужаешь кровь.

       Вдовий кипяток

Огнисты клены по сугорьям.

Вода в запруде тяжела.

Прильнувши к липе, хата вдовья

Белеет на краю села.

Полынью скрытая тропинка

Змеей петляет вдоль плетня.

Полночная луна по глине

Просыплет жемчуг иногда.

Подчас ходок, таясь, заглянет

На вожделенный огонек.

Но только сунется, отпрянет,

Отведав вдовий кипяток.

И я, как будто чертом мечен,

К окошку темному пристыл.

Уже подряд который вечер

Глядеть на липу зачастил.

Так пусть, не сладивши с собою,

К тебе, желанная моя,

Прокрасться хоженной тропою,

Как прежние, рискну и я.

Пусть обольет меня презренье.

Пускай ошпарит кипяток.

Горю вина очей надменных

Испить хоть маленький глоток.

Разгулялся мороз, растрещался

Разгулялся мороз, растрещался.

Жалит руки, звенит в проводах.

Долго, милая, я не решался

Лошадей осадить в поводах.

Понесла забубенных пара.

Резво с места рванула внамет.

Дрожжевой заиграли брагой

Удаль, сила и праздности мед.

Отрешен был, не цвел в чувствах:

Не жалел, не любил, не голубил.

Увязая лишь в песнях русских,

Я был нежным, я не был грубым.

Не таи на меня обиды.

Ведь не знаешь какой я тонкий,

Сколько ласки во мне скрыто.

И ранимый какой, ломкий.

Не пугайся, что славили пошлым;

Зазывай чем пылал, не вернусь.

Под завязку я сыт звонким прошлым,

А в душе голодает Русь.

Напостилась она по горло,

Да натикал ее черед

Разметать пустоцветный ворох

И лакать этот чертов мед.

Промороженный бешеной скачкой

На твоих я оттаял губах.

И просыпался первым плачем

На каштановых волосах.

Под украсной иконою пусть я

Буду в час покаяния бит.

В страшный холод гореть мне Русью

И оплакивать долю навзрыд.

Разгулялся мороз, растрещался.

Знаешь ли от чего в сердце грусть?

– До тебя ничего не боялся,

А теперь стать холодным боюсь.

        Сон карамельный

Мне бы смерть в карамель тянучую:

Под забором замерзнуть пьяным,

Чтобы ангелы сладко мучали

И отпет был собачьим лаем.