Второй пояс. Откровения советника

Хаким перевел мои слова Мамад-хану, после чего тот выразительно зацокал языком, давая понять, что в своих суждениях я не совсем прав. Он долго объяснял что-то Хакиму, а тот в знак согласия с ним только кивал головой. В конце их диалога Мамад-хан сказал что-то такое, отчего Хаким громко рассмеялся. Я вопросительно уставился на Хакима, ожидая от него разъяснений.

– Мамад-хан говорит, что в Чамане есть хорошие асфальтовые дороги, очень красивый сад, а также очень много чайных, где можно выпить «кишмишовку». Даже есть публичные дома. Если мушавер-саиб пожелает побывать в Чамане, то Мамад-хан завтра все организует.

– Интересное дело, а каким образом он объяснит пакистанцам появление моей славянской физиономии на улицах Чамана? И что будет со мной, если меня тормознет их патруль?

– А Мамад-хан предлагает мушаверу одеть чадру, и никто не заметит его лица.

Теперь мне стало понятно, что именно так развеселило Хакима. Я представил себя на секунду бредущим по улице с «мешком» на голове, и мне самому стало смешно. Хохмить, так хохмить до конца.

– А ты скажи Мамад-хану, что я согласен с его предложением, но только при условии, что он тоже наденет на себя чадру. И пойдем мы с ним, как две родные сестры. Только я буду его глухонемой сестрой, поскольку совершенно не шпрехаю на пакистанском языке.

Задыхаясь от смеха, Хаким перевел мои слова Мамадхану, а тот, не дослушав фразу до конца, рассмеялся так, что к нам подскочили сразу несколько инзибодов. Да-а, рассмешил я Мамад-хана до слез. Он еще долго не мог успокоиться, и стоило мне только открыть рот, чтобы что-то сказать, он начинал смеяться вновь и вновь. В конце концов он понял, что юморист я еще тот, и больше никаких предложений с переодеванием от него не поступало, поскольку сам он наверняка не имел ни малейшего желания облачаться в женское тряпье.

Уходя с нафарами в свой кишлак, Мамад-хан заверил нас, что охранять нас будут как зеницу ока и что с нас не упадет ни один волос.

«Самое главное, чтобы сама голова осталась цела, – промелькнула мысль, – а уж о волосах мы как-нибудь сами побеспокоимся». Но на этот раз я не стал больше ничего говорить, поскольку всем телом начинал ощущать наваливающуюся тяжесть. День был весьма напряженным во всех отношениях, и организм требовал покоя.

Вдвоем с Хакимом мы обошли все наши машины, проверили, как устраиваются на ночлег остальные члены нашей «гуманитарной» группы, а потом я забрался в УАЗ и мгновенно отключился, подсознательно ощущая на себе чей-то внимательный взгляд. Но мне в тот момент, было все парванис…

* * *

Солнце еще не появилось из-за горизонта, а мы уже были на ногах. Чья-то заботливая рука принесла к юрте пару пластмассовых ведер с водой, небольшой обмылок туалетного мыла и пару не первой свежести полотенец. Но мы были рады и этому. К утру я основательно продрог в том «уазике», и если бы не тряпье, что в нем лежало и в которое я успел зарыться, пришлось бы мне всю ночь бегать вокруг машины, чтобы не задубеть окончательно. До чего же все-таки контрастный климат в этой стране.

Утренний водный моцион придал бодрости телу и духу. Как там говорится: «А жизнь, кажется, налаживается».

Не успели мы толком умыться, как нас уже пригласили к достархану на чаепитие. На этот раз посреди ковра на металлическом блюде стоял большущий самовар. Видимо, его притащили специально, чтобы лишний раз не бегать в кишлак за водой.

Чаевничали не особо долго, поскольку снаружи юрты послышались голоса, много голосов, и я из любопытства выглянул наружу. А там шло построение вооруженных до зубов людей. Бородатые и безбородые мужики в возрасте от семнадцати до сорока пяти лет, обвешанные, словно новогодние елки, различными видами вооружения, выстраивались возле юрты в две шеренги. Построением командовал худющий очкарик, которого я вчера не заметил ни среди жителей кишлака, стоявших в очереди за «гуманитаркой», ни в кругу вооруженных нафаров Мамад-хана. Он и сейчас был совершенно безоружным. Непонятно было, почему именно ему Мамад-хан доверил командовать построением «элитного» отряда, о котором он еще вчера упомянул в разговоре с нами. Ведь боевую выучку именно этого отряда намеревался продемонстрировать нам сегодня Мамад-хан, с тем чтобы мы имели хотя бы общее представление о тех, кому мы доверим посты обороны.

Ну-ну, посмотрим, что это за воинство такое.

В этот момент из ближайшего проулка крепости выкатил небольшой японский грузовичок, в кузове которого разместились вооруженные бородачи. Впереди всех, держась жилистыми руками за металлические дуги, стоял Мамад-хан. На полной скорости грузовичок тормознул у замершего строя ополченцев, и к спрыгнувшему с машины Мамад-хану подскочил «очкарик». Вытянув руки по швам, он доложил о построении, после чего, отступив в сторону и резко развернувшись кругом, последовал за Мамадханом. Подойдя к своему воинству, Мамад-хан выкрикнул какое-то гортанное приветствие, и ополченцы троекратно прокричали «Аллах акбар!», вскидывая при этом над собой зажатое в руках оружие.