Второй пояс. Откровения советника

О чем они просили своего Аллаха, я мог только предполагать. Но, видимо, их молитвы все-таки достигли его ушей. По душманским минометчикам начала бить наша артиллерия. Скорей всего, их засекли наблюдатели, сидевшие на КП штаба операции. Вот только наводчики на батарее немного ошиблись со своими расчетами, и первые снаряды угодили по нашим же позициям. Слава богу, никто не погиб, но несколько сарбозов все-таки получили осколочные ранения. После корректировки огня через бэтээровскую радиостанцию с употреблением всех возможных в таком случае эпитетов и нецензурных выражений в адрес артиллеристов снаряды стали падать на позиции «духов».

Артиллерийская канонада, продолжавшаяся минут пятнадцать, прекратилась также резко, как и началась.

Пользуясь временным затишьем, «Седой полковник» собрал джиласу, на которой оперативно рассмотрели один единственный вопрос: что будем делать дальше? На поверку выходило, что оставаться на открытом пространстве, не достигнув конечной цели, было просто безрассудно. А тем более, если придется заночевать. Еще неизвестно, какой фортель в очередной раз выкинут «духи» и чем все это может закончиться. У «Седого полковника» были еще свежи воспоминания о том, как мы удирали из мятежного горного батальона. А сейчас, когда их сдерживающий фактор в лице командира догорал в машине, ожидать от всей этой своры «мартузеев» можно было чего угодно.

Вон они. Стоят в стороне и бросают косяки ненависти в нашу сторону.

Было принято, пожалуй, единственно верное решение – отходить. Отходить, и как можно быстрее, пока оклемавшиеся «духи» не перебили всех нас по одному.

Довольно красноречиво по данному поводу выразился «Седой полковник», когда с вопросом «что делать?» к нему обратился Мир Акай.

– Уеб…ть к еб…й матери!

Эта команда, почти в дословном переводе, была сразу же озвучена полковником Мир Акаем.

Сарбозы как будто только ее и ждали. Повскакав со своих насиженных мест и прихватив вооружение и боеприпасы, они чуть ли не бегом рванули подальше от того места, где только что над их головами летала старуха смерть со своей острой косой.

С большим трудом кое-как удалось остановить несколько солдат, чтобы они помогли забрать останки своих сослуживцев. К сгоревшей машине идти никто не хотел, и поэтому Мир Акай дал команду подогнать вплотную к ней царандоевский БТР. Не ступая на землю, сарбозы перетащили на него тела погибших.

От командира горного батальона остался обгоревший кусок мяса, весом не более десяти килограммов, а от его водителя и того меньше. Обуглившиеся останки майора и водителя, дымящиеся и источавшие неприятный запах горелого мяса, завернули в шерстяное одеяло и положили возле моторного отсека БТРа. Рядом с ними положили труп инзибода.

Царандоевский БТР поехал первым, а за ним последовал БТР разведроты. На этот раз я и Михалыч уселись на царандоевский БТР, а Юра остался на бригадном бронике.

Не проехали и полкилометра, как были обстреляны «духами» из стрелкового оружия. Было видно, как одетые в черную национальную одежду «духи» перебегали с места на место, ведя плотный огонь из-за стены камышовых зарослей. До них было каких-то метров сто – сто пятьдесят. Душманские пули шмелями пролетали слева, справа, сверху, цокали о борт БТРа, высекая из металла искры.

Сарбозы как будто знали, что «духи» обстреляют нас именно с южной стороны, и загодя гроздьями повисли по левому борту бэтээра. Мне и Михалычу места за спасительным бортом не досталось, и мы плашмя разлеглись на броне сзади башни.

Командующий Мир Акай сидел внутри бэтээра и, когда «духи» начали стрелять, туда же позвал и нас. На его предложение мы ответили категорическим отказом. Семи смертям не бывать, а одной не миновать. Уж лучше получить пулю в лоб, чем заживо сгореть внутри этой консервной банки.

Когда началась вся эта хренотень, и я, и Михалыч открыли огонь из своих автоматов. Афганцы, висящие на бронике, видимо, от страха совсем позабыли, что у них тоже есть оружие. Одна из выпущенных «духами» пуль с причмоком влетела в лежащий справа от меня обескровленный труп инзибода. Я мысленно представил, что будет со мной, если точно такая же пуля сейчас долбанет в мою «бестолковку», на которой даже и каски-то нет.

Эх, хубасти, четурасти, в Афган попал по дурости!

Появилось жгучее желание окопаться прямо здесь, на броне. Всем телом распластаться по холодному металлу и, вжимаясь в него изо всех сил, растечься жидким киселем по всей поверхности.

Рожок опустел за считанные секунды, и я начал уже было менять местами связанные изолентой магазины. Но в это время Михалыч сменил позу в стрельбе, и раскаленные гильзы его автомата ударили мне по лицу. Спасаясь от возможных ожогов, я снова превратился в «кисель».

Михалычу почему-то показалось, что меня подстрелили «духи», и, схватив за плечо, он рывком перевернул меня на спину.

– Ты чего? – спросил я недоуменно.

– Живой! – в ответ на мой вопрос радостно закричал Михалыч и с остервенением продолжил херачить по «духам».

При очередной перезарядке магазина его АКСУ заклинило, и теперь уже я повел огонь по «духам».