Второй пояс. Откровения советника

В центре города, в непосредственной близости от ворот «Идго», афганцы еще накануне установили высоченные качели и небольшие карусельки. И вот теперь, когда наступил этот праздник обновления, аттракционы стали местом массового паломничества горожан. Кандагарская молодежь, стоя на широких досках качелей сразу по нескольку человек, методично раскачивала их, взлетая к небу, с тем чтобы уже в следующее мгновение рухнуть вниз, к земной тверди. Если следовать народному поверью, впервые услышанному мной в Кандагаре, именно во время катания на качелях душа человека очищается от скверны житейского бытия и становится намного чище.

А в это самое время маленькие дети-несмышленыши с радостным визгом катались на малюсеньких карусельках, сделанных из обычных жердин. Бородатый мужик, по всей видимости, ответственный за детские аттракционы, стоял возле вертикальной карусели и, перебирая руками жердины, раскручивал ее вместе с сидящими в люльках детьми. Тут же, буквально в нескольких шагах от импровизированного «луна-парка», полуголая малышня бегала по лужам, умышленно падая и кувыркаясь в дождевой воде. Шум, гам, веселье. Наиболее пронырливые торгаши, подогнавшие свои передвижные ларьки к месту развлечений, бойко торговали фруктами, жвачками и охлажденными напитками.

Одним словом – праздник.

Не успел я войти в кабинет Мир Акая, как он сразу же поволок меня в офицерскую столовую. До обеденного перерыва было еще далеко, но праздничное застолье там было уже в самом разгаре. Когда я вошел в столовую, начальник политотдела Гульдуст произносил пламенную речь, поздравляя всех присутствующих с наступившим праздником. И хотя из спиртного я так ничего и не увидел, лица у большинства из сидевших за столами людей были отнюдь не трезвыми. По всей видимости, еще до начала официальных торжеств, многие из них слегка «пригубили» в своих служебных кабинетах. И где только, черти, раздобыли в Кандагаре спиртное. Наверняка «кишмишовкой» опять баловались. Приучили мы их на свою голову пьянствовать, и теперь только преждевременная смерть отучит их от этой «вредной» привычки.

Поскольку на тот момент я был самым главным царандоевским мушавером в провинции, пришлось и мне держать слово. Был весьма краток. Поздравил всех с праздником и пожелал наступления скорейшего мира на многострадальной афганской земле. Последние слова здорово задели за живое почти всех присутствующих, и, бурно выражая свои эмоции, они полезли ко мне с объятиями. Стало быть, всем им эта война тоже осточертела. Каждому хочется пожить мирной жизнью, от которой они давно уже отвыкли.

Мне почему-то захотелось выйти на свежий воздух. Спазмы перехватили горло и охлажденный «спрайт» не лез в глотку. Видимо, от предчувствия приближающегося дембеля я стал таким сентиментальным. Чуть что подобное случается, не могу с собой совладать и слезы начинают душить откуда-то изнутри. Возможно, это еще и от сознания того, что сам немало горя принес этим людям. Поди разберись теперь, на чьи головы падали многочисленные шуравийские бомбы и ракеты, посланные по моей наводке. Подсоветный Аманулла, конечно же, догадывался, что мой неподдельный интерес ко всей поступающей из «зеленки» информации имеет свое продолжение в ее реализации. Уже потом, когда возвращавшиеся из «зеленки» агенты или их связники с ужасом в глазах рассказывали об очередной трагедии, что там разыгралась, Аманулла, да и остальные подсоветные, соображали, откуда ветер дует. Может быть, именно поэтому они все чаще стали укрывать от меня большую часть информации. Возможно, делали они это в надежде на то, что все это им зачтется после ухода советских войск из Афганистана. Наивные люди! Они свое дело уже сделали, и, если к власти прорвутся «духи», всем им однозначно поотрезают головы. И кто знает, сколько из тех, что сейчас сидят на этой импровизированной пирушке, останется в живых. Кто-то погибнет завтра, а кто-то через год. Но, скорее всего, у всех, кто честно служил этому режиму, участь одна – преждевременная и очень страшная смерть.

Вот от этих самых мыслей, посетивших мою голову, и стало мне невмоготу в том душном помещении.

Дабы не смущать своих подчиненных, Мир Акай тоже вышел на улицу и, оглянувшись по сторонам, заговорщицки произнес:

– Пойдем ко мне.

Намек я понял с полуслова. Да и как тут было не понять, не маленький все-таки.

Под бананы и апельсины уговорили вдвоем с ним бутылку «Столичной» пакистанского розлива. Спиртного у командующего больше не было, и я предложил ему поехать к нам в городок, пообещав раскрутиться в честь праздника на полную катушку. Но Мир Акай от моего предложения отказался, мотивируя тем, что сегодня ему еще надо быть в губернаторстве, где тоже запланированы кое-какие мероприятия. Я особо и не стал настаивать на своем предложении, отметив только про себя: «Нам же больше достанется».