У нас в Пала-губе был ВЧ, и на моем столе были позывные Галлера. Но до штаба флота от причала было ближе, чем до домиков и землянок отряда «эС». Несколько неприятных минут мне довелось пережить. В первую очередь Головко начал опрашивать военкома, а тот, в присутствии всего начальства, малость растерялся и решил, что лучше занять «нейтральную позицию». «Я-не-я, и эта лошадь не моя!»
– Я ничем не могу подтвердить или опровергнуть слова командира. Видел только, как мичман Строгов, из команды «эС», вернувшийся на лодку после выхода из неё, из подводного положения, обозначил на карте места стоянки трех кораблей противника. Взрывы слышал, считал. Всё совпадает, но там берег рядом. Перископом командир пользовался мало. В момент атаки дважды поднимал его на несколько секунд, опускал, и что-то строил на планшете, считал. Пуск торпед производился вслепую, только по компасу, с заданным отворотом, который устанавливали в первом отсеке. Командир несколько раз предупредил старшину первой статьи Дымова, что «держи курс, от тебя все зависит. Не рыскай». Когда пускали девятую торпеду, меня в рубке не было, взрыва тоже не было. Со мной командир разговаривал в походе редко. Ни разу не объяснил: какая задача стоит перед лодкой и к чему готовить людей. Этот вопрос я ему задавал. Ответ был: «Обеспечить работу отряда “эС”». Все.
Он умыл руки, и все присутствующие повернулись на меня. В глазах стоял вопрос: почему я игнорировал комиссара.
– Задачей экипажа лодки было обеспечить работу боевых пловцов. С этой задачей экипаж справился и обеспечил четыре выхода за борт. И даже в изменившихся условиях экипаж действовал слаженно, ошибок и промахов не допускал. Никаких претензий и к экипажу, и лично к батальонному комиссару Галкину я не имею. Все поставленные задачи были выполнены.
– Ваши диверсанты раскрыли сети? Вы могли войти в гавань? Почему стреляли восемью торпедами с такого ракурса? – спросил дивкомиссар Николаев.
– Дистанция до первой цели была чуть больше четырех кабельтовых, до второй цели было менее десяти кабельтовых после отворота на обратный курс. Рядом была землечерпалка, которая могла быстро переместиться вправо и перекрыть мне возможность отхода на отмель в бухте Сторвика. Моей задачей было сохранить людей, которые смогли сделать это.
– Почему пустили только четыре торпеды в первом залпе, ведь целей было две?
– Аппараты один и два не имеют системы беспузырной стрельбы. Мы бы раскрыли немцам, что против них действует лодка, а не только диверсанты.
– А что за английские «коммандос» действовали в этом районе? – вновь спросил Николаев.
– Я бы рекомендовал меньше слушать немецкое радио. Кроме брехни, там ничего нет, – ответил я, чем заслужил особое отношение к себе члена Военного Совета флота.
Впрочем, Галлер говорил, что именно Николаев горой стоял за Потапова, так что ничего мы не потеряли. Странно, но о бесперископной атаке никто ничего не говорил. Ею не заинтересовались. Всех интересовал только мой боевой дух и все ли я сделал правильно в той обстановке. Нет! Не все! Требовалось выйти с ребятами и отработать по разработанной схеме. Тогда бы и вопросов было много меньше. Подошел, высадил, ушел, что-то бухнуло, что не знаю. Четырех боеголовок, прикрепленных к килю, любой коробке хватит, чтобы отправиться на иголки. Но этого присутствующие замечать не собирались. Я ведь пустил торпеды в «Тирпица» только для страховки. Мины под ним взорвались раньше.
Решение Военного Совета, как официально называлось это сборище, было не в мою пользу. Дескать, кап-два Станкявичус не проявил свойственного всем советским воинам героизма. Произвел залпы в молоко, так как не использовал оптические средства наведения на цель, чем нанес непоправимый урон экономике Советского Союза. Не обстрелял стоящие на якорях эсминцы противника, а они чаще всего действовали против нашего флота, линкоры немцы против нас не использовали, не по чину шапка, ладошкой можно прихлопнуть. А я упустил такую весомую возможность. Торпеды не взял! И мины на берегу оставил! Практически безоружный пошел в Альту! Ату его! И тут раздался звонок. На проводе был сам нарком. Сведения об ударе первым получил он, непосредственно от соответствующих органов. Ждали только нашего прихода. Когда мне передали трубку, я, в ответ на поздравления, сказал:
– Спасибо, Николай Герасимович, я передам экипажу и членам отряда ваши слова, если смогу.
– А что так?
– Да тут говорят, что я действовал неправильно и не смог передать противнику все то, что мы с вами разрабатывали для этой операции. Не погибла лодка в Альта-фьорде, вышла и вернулась на базу, несмотря на то, что пришлось действовать не только диверсионной группой, но и пускать в ход оружие самой лодки.
– Кто это говорил? – мрачным голосом спросил нарком.
– Могу трубочку передать! – я пальцем начал показывать то на Головко, то на Николаева, дескать, вас к телефону. Надо было видеть их глаза! И выражения лиц. Это была полнейшая паника.
– Трубочку брать не хотят.
– Передайте командующему.
– Вас, товарищ контр-адмирал.