Второй после Бога

Мы уже почти доплыли, и я сосредоточился на том, чтобы направить лодку поперек течения. Вскоре киль царапнул камни, и я разглядел за деревьями маленькую церковь.

Нунций вышел из лодки, постоял минуту, глубоко вздохнул и наконец быстро направился к зданию. Я вытащил лодку на берег, привязал ее, для пущей безопасности положил на веревку большой камень и поспешил вслед за ним.

Он стоял в церкви и удивленно ее оглядывал. Смотрел на обшарпанные скамьи вдоль стен, на белую ткань, закрывавшую изображение перед алтарем, ткань была грязная и один ее конец погрызли мыши. Смотрел на каменные стены, холодные и влажные, на деревянную купель, прислоненную для устойчивости к одной из скамей, на фигуру Олава Святого с топором, стоявшую в нише, мохнатую от паутины и дохлых мух. Какое-то движение заставило нас обоих поднять глаза. Ласточка сделала круг и исчезла в отверстии между крышей и длинной стеной.

– У вас есть платок? – Нунций стоял со шляпой в руке. Он странно изменился. Я, пораженный, смотрел на него. Нечаянно моргнул. Лицо его светилось, щеки порозовели, глаза излучали тепло, он стал мягче, не таким суровым, торговец в нем умер и исчез, на узких губах появилась печальная улыбка, словно он смотрел на красивого новорожденного ребенка, понимая, что тот скоро умрет. Я неожиданно увидел его таким, каким он был на самом деле.

– К сожалению, нет, Ваше Высокопреосвященство, – прошептал я. Мне было страшно нарушить царившую в церкви тишину. Это была тишина самого Господа Бога, святая тишина.

Он подошел к алтарю, осторожно снял с изображения перед ним закрывавшую его ткань и снова отошел. Краем покрывала он стер пыль и птичий помет с маленькой железной чаши, одиноко стоявшей на подставке рядом с входом. Я не помнил этой чаши, удивился и гадал, для чего она предназначалась. Может, это новая церковная кружка для пожертвований вместо старой миски? Я до сих пор помнил, как торговец Туфт выгребал из нее деньги. Нунций пошарил у себя под плащом, вытащил сумку на ремне и открыл ее. Удивленными глазами я следил за тем, как он вынул маленькую бутылочку, поцеловал ее и благоговейно открыл пробку. Потом осторожно вылил в чашу половину содержимого. Я в растерянности не спускал с него глаз. Смочив кончики пальцев в жидкости, нунций сотворил крестное знамение и приложил кончики пальцев к своему лбу.

– In nominee Patris, et Filii, et Spiritus Sancti

, – произнес он звучным певучим голосом. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. – Этот голос прокатился по всей маленькой церкви, прикоснулся ко всем предметам и ко всем фигурам, изображенным на картине, Олав Святой в нише выпрямился. Я тоже невольно выпрямился, пауки в углах, жучки в скамьях, мухи – все замерли и слушали нунция.

С бутылкой в руке нунций ходил от стены к стене, брызгал из бутылки на каменные стены и произносил по-латыни:

– …привел он меня обратно к дверям храма, и вот из-под порога храма течет вода на восток… – Его чистый голос красиво звучал в церковном пространстве, и меня начало трясти. – И всякое, живущее существо, пресмыкающееся там, где войдут две струи… сделаются здоровыми… Аллилуйя, аллилуйя!

Он дошел до алтаря, остановился на низких каменных ступенях, побрызгал из бутылки на каменный стол и наконец обернулся ко мне. Поднял глаза к потолку, но ничего не сказал. И воздел руки в молитве.

И тут произошло то, что потом я счел предназначенным только для меня. Солнечный лучик, словно живое существо, наделенное собственной волей, нашел путь, отыскал ничтожный просвет в низких тучах, пробежал мимо камней и скал возле церкви, скользнул между тяжелыми от дождя ветвями деревьев и наконец заглянул через среднее окно в церковь, где он упал на роспись и осветил ее образы. Это длилось одно мгновение, даже меньше, и было так мимолетно, словно этого и не было, но я успел все увидеть. Я увидел женщину, Деву Марию, сидевшую с младенцем на руках, она была исполнена гордости за своего сына, и она смотрела на меня. Это длилось короче, чем один удар сердца, но в то светлое мгновение она смотрела на меня!

Нунций этого не заметил, он не принимал в этом участия и ничего об этом не знал. Это произошло за пределами его мира.

– Аллилуйя, – тихо сказал я и вышел из церкви.

Дождь превратился в изморось, но тучи по-прежнему висели над землей плотной серой массой, даже на юго-востоке, где пряталось утреннее солнце.

– Она хотела мне что-то сказать, – пробормотал я в замешательстве. – Дева Мария смотрела на меня, она хотела мне что-то сказать. – Как и на Люндёёйене несколько лет назад, когда мы были в Ютландии.

Я спустился на берег, ополоснул лицо и, присев на корточки, оглядел бухту. Потом проверил, надежно ли привязана лодка, и наконец вернулся к церкви и сел под развесистым дубом, под которым земля была совершенно сухая. Что она хотела сказать мне?

В ветвях копошились мелкие птахи, с листьев на меня падали капли, но вообще все было тихо, почти мрачно. И я вдруг с удивлением подумал, что этот остров всегда был местом, где, как говорится, все было или – или.