Второй после Солнца. Часть вторая

– Возьми хотя бы наложницу, – взмолился Агамемнон, подводя к нему одну из царских дочерей. – Это – Поликсена, невеста Ахилла. Ну Ахиллу-то невеста уже ни к чему.

«Хороша, как моя Кли37 лет десять назад», – подумал Аркаша.

Но сказал Аркаша другое:

– Нам чужих невест не надо, а вот от чужой жены я бы не отказался. Помните, друзья, я всегда открыт для таких предложений.

Поделив трофеи, данайцы захотели обратно в Европу, ибо где ещё в мире можно спустить эти трофеи с такой лёгкостью и с таким блеском, как не в Европе?

– В Европу! – закричали они. – Даёшь Европу!

– Даю Европу, – эхом отвечал Аркаша. – Берите её, не зевайте!

Европа начиналась за Геллеспонтским проливом38. Первое, что увидели греки в Европе, была тень отца Неоптолема39, смятенно метавшаяся по берегу.

– Он не отбрасывает тени! – заметил наблюдательный Одиссей.

– На то оно и тень, – тут же объяснил Аркаша.

– Ужасный дух! Чего он хочет? – спрашивали греки, сбиваясь в кучки и кучками же пятясь к проливу.

– Он ждёт вопроса40. Твоего, Неоптолем, вопроса, – объяснил Аркаша, отбиваясь от попыток создать вокруг себя очередную пятящуюся кучку.

После Аркашиных слов дух не выдержал – его прорвало:

– Мне не нужны дурацкие вопросы! В «Что? Где? Когда?» сыграете потом! Вот тут вы все – живые и с добычей, а ваш герой – и мёртвый, и пустой! Но мне не нужно здесь ни золота, ни кубков, верните мне единственное – то, на что имею право лишь один я – мою невесту, Поликсену. Ты, Неоптолем, мой славный взрослый мальчик, недрогнувшим мечом отправишь прям в мои объятья названную деву!

Сказав это, дух гордый удалился в ожидании положительного решения своего вопроса.

– Давайте-ка быстро стройте алтарь в память об Ахилле, пока мы будем тут мозговать, – распорядился Аркаша. – Герой есть герой, и даже в прихотях его есть что-то геройское.

– Отдадим ему девку, делов-то, – предложил Одиссей.

– А я полагаю, алтаря будет достаточно, – возразил Аркаша.

– Пацаны, вы как-нибудь того, девку-то жалко, девка – ничего, девка – хорошая, огонь-девка, – сказал Агамемнон Аркаше и Одиссею, уже тянувшимся к своим мечам.

– Одик, мы-таки поссоримся, – предупредил Аркаша.

– Арик, из-за бабы я готов поссориться с кем угодно, – предупредил Одиссей, – кроме тебя и тени Ахилла.

– Ну и что теперь? Кто ещё что скажет? – растерянно спросил Агамемнон.

– Я считаю, воля покойного священна, – веско заявил Диомед, царь Аргоса и друг Одиссея. – Мы не имеем права отказать ему, иначе когда-нибудь откажут и нам, – и Диомед демонстративно встал по левую руку от Одиссея.

Остальные греки молча скучковались вокруг Одиссея и Диомеда.

– Хорошо, – согласился Аркаша перед лицом такого единодушия, – мы исполним волю покойного, но внесём в неё некоторые полезные коррективы.

Агамемнон подал знак, и Поликсена сама взошла на алтарь, подставляя обнажённую грудь под меч Неоптолема.

– Подожди, – сказал Аркаша, отводя меч от груди Поликсены. – Пойдём со мной, милая, я не могу видеть, как такой цветок умирает нераспустившимся.

– Но папа сказал принести её в жертву! – воскликнул взволнованный юноша.

– Папа Ахилл? – переспросил Аркаша. – Папа Ахилл подождёт: у него в запасе вечность.

– Ты хочешь меня? – спросил Аркаша Поликсену, отведя её за алтарь.

– Как такого громадного и не хотеть? – с девичьей непосредственностью изумилась Поликсена.

– Ещё почему ты меня хочешь? – требовательно спросил Аркаша.

– Как такого красивого и не хотеть? – с девичьей непосредственностью изумилась Поликсена.

– И ещё почему ты меня хочешь? – ещё требовательнее спросил Аркаша.

– Как такого умного и не хотеть? – с девичьей непосредственностью изумилась Поликсена.

– Так получай же: ты заслужила меня! – воскликнул тронутый её искренностью Аркаша и, действительно, отдал себя Поликсене.

– Теперь можешь уходить, да будет исполнена воля усопшего, – сказал Аркаша, застёгивая набедренный пояс.

– Спасибо тебе за всё, – сквозь слёзы благодарила его Поликсена, надевая тунику.

– Не за что, – поскромничал Аркаша. – На моём месте так должен был бы поступить каждый.

– Но каждый так не поступил, – возразила Поликсена и вернулась к Неоптолему и его мечу.

Не без волнения Аркаша услышал свист рассечённого мечом воздуха и лёгкий шум – скорее даже шумок – от лёгкого упавшего тела.

Ахейцы вполне успешно преодолели первую половину пути домой, половина эта кончалась у берегов Эвбеи41.

Аркаша плыл на флагмане, рядом с бывшим главнокомандующим.

– Паду ли я, стрелой пронзённый? Или от старости паду, как кляча? – задумчиво вопрошал богов Агамемнон, опасно нависнув над пучиной.

– Пади, пади, – раздался радостный крик Аркаши, спешившего на корму к другу-герою.

– Аркаша! – торжественно сказал Агамемнон. – Я долго думал. Я долго думал и пришёл к выводу: у нас с тобой одинаковые взгляды на жизнь! Поэтому позволь пригласить тебя погостить в моём царстве.

Аркаша вздрогнул. В Микенах у него была любовь. Собственно, не было города в Античном мире, где Аркаша не имел бы по крайней мере одной любви, но в Микенах осталась особенная любовь.