Второй рейх. Не надо воевать с Россией

Канцлер стремился провести все, что было осуществимо. Но его склонность к чрезмерно детальному анализу всех проблем и его желание проводить лишь то, что он при своей педантичной рассудительности считал окончательно созревшим, стали с течением времени сильно тормозить внутреннее строительство. Было трудно заставить его принять какое-нибудь решение, пока он не был убежден в его абсолютной непререкаемости. Это затрудняло сотрудничество с ним и вызывало у менее знавших его впечатление нерешительности, в то время как это, в сущности, была лишь чрезмерная добросовестность.

К тому же у канцлера со временем стало проявляться сильное и все возраставшее стремление выдвигать свое превосходство, часто доходившее в спорах до упрямой, почти менторской неуступчивости и поучений инакомыслящих. Это создало ему много врагов и часто портило мне жизнь. Один знакомый канцлера, знавший его с детства, которому я при случае сказал об этой черте Бетмана, заметил, смеясь, что эта черта его характера проявилась еще в школе. И тогда уже г-н фон Бетман беспрестанно менторствовал и поучал своих товарищей по классу, к которым принадлежал и мой собеседник; в классе поэтому ему даже дали прозвище «гувернантка». «Это качество, – сказал мой собеседник, – несчастье для Бетмана, ибо большинство людей не хочет больше иметь гувернантки, но оно вошло ему в плоть и кровь, и от этой своей черты он уже не откажется».

Характерным в этом смысле является отношение Бетмана к господину фон Кидерлену, которого Бетман, несмотря на мое настойчивое нежелание, непременно хотел иметь своим статс-секретарем. Господин фон Кидерлен был дельным работником, но с сильным характером, всегда стремившимся отстоять свою самостоятельность. После того как Кидерлен занимал свою должность уже около года, вдруг ко мне приходит однажды г-н фон Бетман, начинает жаловаться на своенравие и неподчинение Кидерлена и просит, чтоб я его усовестил. Я отклонил его просьбу, указавши на то, что канцлер выбрал Кидерлена против моей воли и должен сам с ним уметь справиться. «Поддержание дисциплины в ведомстве иностранных дел, – сказал я, – обязанность самого канцлера, а у меня нет никакого желания вмешиваться в это дело».

Непригодность Бетмана как канцлера стала между тем очевидной. По существу своего характера он был пацифистом, и им владела мысль прийти какой угодно ценой к соглашению с Англией. Я прекрасно понимаю, когда пацифистки настроенный человек поступает так в надежде таким образом избежать войны. Цели Бетмана вполне отвечали моей политике. Но те методы, какими Бетман пытался осуществить их, я считал непригодными. При всем том я поддерживал все его усилия в этом отношении, на самом деле не веря в их действительный успех. В течение его канцлерства в конце концов стало все больше выясняться, что реальные задачи политики были очень далеки от него. А между тем он всегда вел себя так, словно знает все лучше других. И меня он постоянно поучал. В связи с этим слишком высоким мнением о себе он был непоколебим в своих суждениях, уверенный в их правильности даже тогда, когда на самом деле все случалось иначе, чем он себе представлял.

Его доклады всегда были прекрасно подготовлены, блестящи по форме и поэтому производили подкупающее впечатление. А между тем именно в этом крылась известная опасность. Судя по его докладам, существовало всегда одно разрешение того или иного вопроса, которое он и предлагал. Кажущаяся положительность и обоснованность его докладов и проектов, всестороннее освещение затрагиваемых вопросов, ссылки на авторитеты, на иностранных и немецких политиков, дипломатов и т. п. – все это легко вызывало впечатление, будто бетмановское разрешение вопроса является единственным достойным внимания. Несмотря на такую основательную разработку всех вопросов, он делал одну ошибку за другой.

И именно поэтому он был, наряду с другими, виновником постигшего нас несчастья…

* * *

Потсдамское свидание с царем в ноябре 1910 г., вполне удовлетворившее всех его участников, было использовано канцлером и господином фон Кидерленом для того, чтобы войти в сношения с вновь вступившим в должность господином Сазоновым, которого царь для этой цели и привез с собой. Русский государь, по-видимому, чувствовал себя у нас хорошо и принял живое участие в устроенной в его честь охоте, в которой он показал себя страстным охотником.