Второй рейх. Не надо воевать с Россией

Канцлер поэтому попросил меня, если представится случай, узнать мнение короля Георга о марокканском вопросе. Я спросил короля, придерживается ли он того мнения, что образ действий Франции не расходится с постановлениями Алжезирасской конференции. Король ответил, что в действительности этих постановлений больше не существует и лучше всего совершенно предать их забвению. Французы, в сущности, сделали в Марокко то же самое, что в свое время англичане в Египте. Англия поэтому не будет ставить французам никаких препятствий на их пути; надо примириться с совершившимся фактом занятия Марокко и сговориться с Францией о коммерческих гарантиях. В общем наше посещение Лондона до конца прошло удачно; лондонцы всех слоев населения, стоило им лишь увидеть гостей своего короля, всякий раз выражали им свою симпатию.

Таким образом, германская императорская чета вернулась домой с наилучшими впечатлениями. Когда я поделился своими впечатлениями с канцлером, последний остался очень доволен. Из замечаний короля Георга он вывел, что Англия считает постановления Алжезирасской конференции уже не существующими и не будет чинить никаких препятствий занятию Марокко. В связи с этим он и наметил проводившуюся им и ведомством иностранных дел линию, приведшую к инциденту в Агадире, последней, снова оказавшейся неудачной попытке сохранить наше влияние в Марокко. Положение особенно обострилось во время Кильской недели. Ведомство иностранных дел сообщило мне свое намерение послать в Марокко «Пантеру». Я обнаружил сильное колебание по поводу этого шага, но ввиду настойчивых представлений со стороны ведомства иностранных дел я был вынужден отложить свои сомнения в сторону.

* * *

Первая половина 1912 г. ознаменовалась посланием сэра Эрнеста Касселя с вербальной нотой, в которой Англия предлагала свой нейтралитет в случае «неспровоцированного» нападения на Германию, при условии, если последняя согласится на ограничение своего военно-морского строительства и скрытый отказ от последнего законопроекта о флоте. После благожелательного ответа с нашей стороны лорд Гальдан, с целью ведения переговоров, был послан в Берлин. В конце концов переговоры потерпели крушение благодаря поведению Англии (сэр Грей), взявшей обратно свою собственную вербальную ноту: Грей боялся задеть французов германо-английским соглашением и повредить англо-франко-русскому соглашению.

В деталях обстоятельства дела были таковы: 29 января 1912 г., перед обедом, явился ко мне во дворец в Берлине господин Баллин, прося об аудиенции. Я предположил, что речь идет еще об одном поздравлении с днем моего рождения, и был поэтому немало удивлен, когда Баллин после кратких поздравлений доложил, что он пришел сейчас ко мне в качестве посланца сэра Эрнеста Касселя, который только что прибыл в Берлин с особой миссией и просит о приеме. Я спросил, идет ли речь о политической миссии, и если это так, то почему посредником в этой аудиенции не явился английский посол. Из ответа Баллина выяснилось, что дело, по намекам Касселя, по-видимому, очень важное и что обход посла в данном случае объясняется тем, что в Лондоне было выражено особое желание не вмешивать в это дело официальные дипломатические инстанции, как английские, так и германские.

Я сказал, что готов тотчас же принять Касселя, но прибавил, что если поручение Касселя будет касаться политических вопросов, то я, как конституционный монарх, немедленно вызову канцлера, ибо не могу единолично, без канцлера, вести переговоры с представителем чужой державы. Баллин привел Касселя, который передал мне документ, составленный «с одобрения и ведома английского правительства». Я прочел небольшой клочок бумаги и был немало удивлен, когда в моих руках оказалось формальное предложение нейтралитета на случай будущих военных столкновений Германии, поставленное в зависимость от известных ограничений в области строительства военного флота; вопрос об этих ограничениях в развитии морских сил должен был стать предметом обоюдных переговоров и соглашений. Я вышел с Баллином в смежную комнату (комнату адъютантов) и дал ему прочесть документ. Когда тот прочел его, мы оба сразу выговорили: «Вербальная нота».

Было очевидно, что эта «вербальная нота» относилась к нашему законопроекту о флоте и предназначена для того, чтобы каким-нибудь образом помешать проведению в жизнь этого законопроекта. Во всяком случае, я находился перед странной ситуацией, вызвавшей удивление у Баллина. Это напоминало мне положение в Кронберг-Фридрихсгофе в 1908 г., когда я должен был отклонить обращенное лично ко мне требование английского помощника министра Гардинга – прекратить наше военно-морское строительство. Теперь близкий соратник Эдуарда VII точно таким же образом, без предварительного доклада по официальной дипломатической линии, является к германскому кайзеру с инспирированной английским правительством «вербальной нотой», с определенной инструкцией обойти все дипломатические инстанции обеих стран.