Второй рейх. Не надо воевать с Россией

На следующий день по уходе князя Гогенлоэ вступил в должность канцлера назначенный мной его преемником статс-секретарь по иностранным делам граф Бюлов. Мой выбор пал на него потому, что он был прекрасно знаком со всеми многочисленными вопросами становившейся все более напряженной и запутанной внешней политики, особенно с вопросами англо-германских взаимоотношений; помимо того, он уже выказал себя искусным оратором и умел находчиво вести дебаты в рейхстаге. Его предшественнику не хватало именно последнего качества, что частенько сильно давало себя чувствовать. Когда в Союзном совете стали известны намерения князя Гогенлоэ уйти, баварский посол в Берлине, граф Лерхенфельд, весьма экспрессивно сказал мне, чтобы я только, упаси бог, не выбрал опять южно-германца. Последние-де не годятся для руководящего поста в Берлине; здесь естественно лучше могут ужиться северо-германцы; поэтому для империи будет лучше, если на пост канцлера будет выбран именно северо-германец.

Бюлов был мне давно лично знаком, сначала как посол в Риме, а затем как статс-секретарь; я уже тогда часто посещал его дом и неоднократно вел с ним беседы в его саду.

Георг Фридрих Эрнст Альберт – будущий Георг V, король Англии. Двоюродный брат кайзера Вильгельма II и российского императора Николая II

Сблизился я с ним, когда он сопровождал меня в моей поездке на Восток, служа при содействии посла, барона Маршалла, посредником в моих личных сношениях с руководящими членами турецкого правительства. Отношение нового канцлера ко мне было уже, таким образом, ясно определившимся, ибо мы уже давно договорились друг с другом обо всех политических проблемах и вопросах. При этом он и по возрасту стоял гораздо ближе ко мне, чем его предшественники, которые, собственно, могли бы быть моими дедушками. Это был первый «молодой канцлер», которого видела Германская империя. Это облегчало нам обоим совместную работу.

Во время моего пребывания в Берлине не проходило почти ни одного дня, когда бы я не предпринимал продолжительной утренней прогулки с Бюловым в саду рейхсканцлеровского дворца, во время которой обсуждались его доклады и затрагивались все актуальные вопросы. Я часто приходил к нему на обед. Встречая самый радушный прием со стороны графа и его любезной супруги, я всегда находил там массу интересных людей, в искусном выборе которых граф был большим мастером. Граф был неподражаем и в умении поддерживать разговор, и умно трактовать различные всплывавшие во время бесед темы. Для меня всегда было наслаждением вступать, в присутствии брызжущего умом канцлера, в непринужденное внеслужебное общение и в волнующий обмен мнениями со многими профессорами, учеными и художниками, как и с государственными чиновниками всякого рода.

Граф был также превосходным рассказчиком анекдотов, как прочитанных, так и пережитых им самим, передаваемых им на различных языках. Он охотно рассказывал случаи из своей дипломатической деятельности, особенно в период своего пребывания в Петербурге. Отец графа был интимным другом князя Бисмарка и одним из его ближайших сотрудников. Молодой Бюлов также начал свою карьеру под начальством великого канцлера. Он вырос на бисмарковских идеях и традициях, находясь под их сильным влиянием, но в то же время не будучи слепо и несамостоятельно привержен к ним.

* * *

В одной из моих первых бесед с Бюловым как с рейхсканцлером он осведомился о моем взгляде на то, каким образом лучше всего вести себя с англичанами и поддерживать с ними сношения.

Я сказал, что, по моему мнению, в сношениях с англичанами главное – это полная откровенность. Англичанин, защищая свою точку зрения и свои интересы, до дерзости не считается ни с чем, и потому он очень хорошо понимает, когда другие по отношению к нему поступают так же. Дипломатничать или тонко хитрить с англичанином нельзя – это применимо лишь по отношению к латинским и славянским народам, – ибо в таком случае он становится недоверчив и начинает подозревать, что по отношению к нему поступают нечестно и хотят исподтишка нанести ему удар. А между тем стоит только у англичанина вызвать недоверие, с ним уже ничего нельзя поделать, несмотря на самые красивые слова и готовность идти на самые крупные уступки. «Я поэтому могу дать канцлеру только один совет, – сказал я, – придерживаться в политике по отношению к Англии только прямого пути». Я сказал это с особым ударением, так как тонкому дипломату графу Бюлову привычка хитрить была особенно присуща, ставши для него второй натурой.

1901 г. дал графу Бюлову, в связи с переговорами с Англией, прекрасный случай показать себя и блестяще выдержать испытание. Сам граф Бюлов еще всячески благоговел перед бисмарковской теорией о том, что надо вступать в дружбу с другой страной, сохраняя, однако, при этом всегда хорошие отношения с Россией, и в этом он находил поддержку со стороны многочисленных псевдобисмарковцев.