Второй режиссер

Тут, как положено, контраст: взыгрывает громкая музыка, хлопают в такт ладони, притоптывают сапоги — это гуляет штаб генерала Голубкова. Ходит в танце грациозный грузин с кинжалом, толстобокий самовар сконфуженно отражает искаженные лица, Славская, запрокинув голову, гортанно смеется, и скотски пьяный, жирный военврач (шитый золотым позументом ворот расстегнут, лоснящиеся сальные губы собраны в плотоядный поцелуй) тянется через стол (крупным планом опрокинутый бокал), чтобы обнять — пустоту, так как жилистый, совершенно трезвый генерал Голубков успел подхватить ее и теперь, стоя с ней рядом перед всей честной компанией, холодным ясным голосом объявляет: «Господа, позвольте вам представить мою невесту», — но тут среди наступившей тишины в окно залетает шальная пуля, вдребезги разнеся рассветно голубеющее стекло, и только после этого все громогласно приветствуют славную чету.

Похищение певицы, очевидно, состоялось не на сто процентов случайно. Киностудии не терпят индетерминизма. Еще того очевиднее, что к началу великого исхода, когда они, как и многие, многие другие, вступили на извилистый путь от Сиркеджи — на Моцштрассе, а оттуда — на рю Вожирар, генерал и его жена уже составляли пару — одну команду, один шифр, один мотив. Генерал, вполне естественно, становится деятельным членом СБВ (Союза Белого Воинства), повсюду разъезжает, организует военные курсы для русских юношей, устраивает благотворительные концерты, добывает из-под земли бараки для поселения неимущих, разрешает разногласия, и все так скромно, потихоньку. Этот СБВ, я думаю, приносил свою пользу. Но, к несчастью для его духовного благополучия, он оказался не способен оборвать связи с заграничными монархическими группировками и не чувствовал, в отличие от эмигрантской интеллигенции, всю ужасающую вульгарность и первобытный гитлеризм этих хотя и жалких, но подлых организаций. Когда доброжелательные американцы спрашивают у меня теперь, знаком ли я с милейшим полковником Таким-то или с величественным старцем графом Таковским, у меня не хватает духу открыть им неприглядную истину.

Но с СБВ были связаны и люди иного пошиба. Я имею в виду охотников до приключений, также вносивших лепту в общее дело, — тех, что переходили границу где-нибудь в заснеженной еловой чаще, какое-то время слонялись по родной земле, пользуясь легендами, разработанными для них, кстати сказать, бывшими эсерами, и тихо возникали в маленьком парижском кафе «Ешь-Бублики» или в берлинском Kneipe[1] вообще без названия, имея при себе разные ценные пустяки, какие: привозят шпионы тем, кто их засылает. Иные из них были таинственно замешаны в разведывательную работу других стран, они смешно вздрагивали, если подойдешь сзади и тронешь их за плечо. Были и такие, что занимались этим для забавы. И только двое или трое, наверно, всерьез верили, что своей деятельностью мистическим образом подготавливают возрождение слегка обомшелого, но святого прошлого.

2

Далее мы оказываемся свидетелями зловещей череды однообразных событий. Умирает первый председатель Союза Белого Воинства, который был вождем всего Белого движения и самым достойным человеком из них всех; и в некоторых мрачных симптомах его внезапной болезни просматривается тень отравителя. Следующий председатель, верзила и здоровяк с громовым голосом и головой, как пушечное ядро, был похищен неизвестными лицами; есть основания предполагать, что он погиб, получив слишком большую дозу хлороформа. Третий председатель… но моя кинопленка бежит чересчур быстро. В действительности на то, чтобы убрать двух первых, ушло семь лет не потому, что такие дела впопыхах не делаются, а из-за неких тонких обстоятельств, требовавших очень точного расчета времени, — так, чтобы мерному восхождению одного отвечало периодическое появление неожиданных вакансий. Это надо пояснить.

Маленький Голубков был не только очень ловким шпионом (тройным агентом, если точнее), но и отчаянным честолюбцем. Почему ему страстно хотелось возглавлять организацию, которая была лишь отсветом заката над погостом, — это головоломка только для тех, кто сам не ведает страстей и увлечений. Хотелось ужасно — и весь сказ. Менее понятно другое: откуда бралась у него уверенность, что он сумеет сберечь свою жалкую жизнь при столкновении могучих противников, от которых он одновременно рисковал принимать деньги и помощь? Здесь мне потребуется все ваше внимание, иначе останутся непонятными некоторые нюансы.

Советы едва ли так уж беспокоила маловероятная угроза того, что призрачная Белая Армия когда-либо возобновит военные действия против их окрепшего могущества; но их, бесспорно, должно было сильно раздражать, что данные об их фабриках и фортификациях, собранные неуловимыми лазутчиками СБВ, с четкостью механизма попадают в благодарные немецкие руки. Немцев мало интересовало невразумительное политическое разноцветье русской эмиграции, но у них не мог не вызывать досаду прямодушный патриотизм председателя СБВ, воздвигавшего время от времени моральные преграды на гладком пути дружеского сотрудничества.