Второй Саладин

К середине дня он чувствовал себя, как пьяный. Один раз упал и даже сам не понял как, очнулся уже на четвереньках у подножия склона. Поднялся, но колени подогнулись, и он снова плюхнулся на землю. И опять поднялся, медленно, тяжело дыша, постоял, переводя дух, упершись руками в колени. Ему показалось, что он заметил тот фургон, дурацкий автобус, надвигающийся на него, битком набитый светловолосыми американцами, сытыми и богатыми, а впереди катили на велосипедах их детишки.

Он сморгнул – и наваждение рассеялось.

Или нет? В память ему намертво врезалось воспоминание о той неповоротливой огромной махине. Его настороженность, его нелепость – и вместе с тем целеустремленность – вот что ему запомнилось.

Он вновь вызвал в памяти эту картину.

Много дней подряд они двигались через горы к ущелью Равандуз и расставили засаду, тщательно и хитроумно. Джарди был тогда с ними. Нет, Джарди был одним из них.

Их было в общей сложности тридцать, считая родного сына Улу Бега, Апо, – мальчик упросил взять его с собой. У них были новенькие автоматы Калашникова, привезенные Джарди, реактивные гранаты, которыми он научил их пользоваться, и легкий пулемет. А еще у Джарди был динамит, который он заложил под дорогой.

В узкой теснине в предгорьях они подловили иракский конвой, солдат одиннадцатой механизированной бригады, которые не далее как неделю назад стерли с лица земли курдскую деревушку и перебили всех ее жителей. Джарди подорвал головной грузовик, все они разом открыли огонь, и полсекунды спустя дорога была намертво заблокирована подбитыми, пылающими автомобилями, по большей части грузовыми.

– Продолжайте огонь! – заорал Джарди, когда первый угар прошел, стрельба утихла.

– Но…

– Продолжайте огонь!

Джарди был отчаянный мужик, неистовый в бою, одержимый. У курдов бытовало выражение – войнолюбивый. Он стоял позади, темные глаза метали молнии, он бешено жестикулировал, выкрикивал что-то, взывал к ним на языке, который понимал один только Улу Бег, и, тем не менее, заражал всех силой своего духа. Стоял, потом принимался метаться туда-сюда перед строем, рыча, как собака, в сбившемся набок тюрбане, из-под которого торчали его короткие американские волосы, и совершенно не замечал пуль – гибнущий конвой пытался отстреливаться.

В некотором роде он был курдом больше, чем любой из них, воплощенный Саладин, способный вдохновить их на героические деяния одной лишь своей свирепой одержимостью. Он любил уничтожать своих врагов.

– Стреляйте. Продолжайте по ним стрелять! – кричал он.

Улу Бег выпускал обойму за обоймой по горящим грузовикам и скорчившимся или мечущимся фигуркам и смотрел, как курдские пули решетят конвой. Они крошили стекло, вспарывали брезент кузовов, пробивали шины. Время от времени слышался негромкий хлопок, и в воздух взметались клубы пламени, знаменуя взрыв очередного бензобака. Скоро стрельба со стороны грузовиков утихла.

– Прекратить, – гаркнул Джарди.

Курдские автоматы умолкли.

– Давай уводить их отсюда, – крикнул Джарди Улу Бегу.

– Но, Джарди, – откликнулся Улу Бег, – там же оружие и трофеи.

– Нет времени, – отрезал Джарди. – Погляди на эту разведмашину.

Он ткнул в перевернутую русскую бронемашину во главе конвоя.

– Видишь антенны? Через несколько минут здесь будут самолеты.

И в этом тоже был весь Джарди: в разгар боя, под пулями, он хладнокровно отмечал, какие из машин снабжены рациями – и оценивал, какова их дальность и как скоро на сцене появятся «Миги».

Улу Бег поднялся.

– Отходим, – прокричал он.

Но было уже слишком поздно. В конце строя три человека выскочили из укрытия и бросились к подбитым бронемашинам, ликующе потрясая автоматами.

– Нет, – скомандовал Улу Бег. – Стойте…

Однако из строя вырвались еще двое, а остальные обернулись к нему и застыли в нерешительности.

– Назад! – рявкнул он.

– Придется их бросить, – сказал Джарди. – Истребители будут здесь через считанные секунды.

Но одним из нарушителей был Камран Бег, его двоюродный брат, который охранял маленького Апо.

Улу Бег увидел, как его родной сын выскочил из канавы и рванул вниз по склону.

– Что за дьявол? – начал Джарди. – Какого рожна ты…

– Я ничего не сделал. Я…

И тут они увидели танк. Русский «Т-54», огромный, как дракон. Он въезжал в теснину. Никогда прежде танки не забирались так высоко. Улу Бег смотрел, как бронированная махина ползет вперед на своих гусеницах, как приходит в движение орудийная башня. Он двигался неловко, даже нерешительно, несмотря на всю свою мощь.

– Ложись! – завопил Джарди за миг до того, как танк открыл огонь.

Снаряд накрыл первую тройку бегущих. Они исчезли в пламени. Другие бросились по склону вверх. Их скосила очередь из башенного пулемета.

Маленький мальчик неподвижно лежал в пыли.

Улу Бег рванулся к нему, но что-то прижало его к земле.

– Нет, – услышал он шепот над самым ухом.

Джарди выскочил из канавы и бросился вниз по склону. Автомат он бросил, и в руках у него был только реактивный гранатомет. Он несся, как безумный, не думая ни петлять, ни пригибаться. Несся прямо на танк.