Второй Саладин

Этот документ не давал Тревитту покоя, он преследовал его. Чарди вел себя перед Мелменом крайне странно. Тревитт перечитывал отчет снова и снова, пытаясь разгадать его секреты, постичь тайный смысл, скрытый между строк. Бедняга Чарди. Мелмен отчитал его, как мальчишку. Чарди почти ничего не мог сказать в свою защиту и, вызванный давать показания под присягой, мямлил что-то невнятно и виновато, как будто был не в себе или резко поглупел… или играл в какую-то более сложную игру.

Он с легкостью признал все свои нарушения, все ошибки, все просчеты, все недальновидные действия.

Тревитт помнил стенограмму почти наизусть:

Мелмен: Вы действительно вторглись на территорию Курдистана и вели боевые операции? В нарушение всех приказаний, установок, всех писаных и неписаных правил управления. Вы действительно вели боевые операции под личиной курда?

Чарди: Э-э. Да. Наверное.

Мелмен: Мистер Чарди, один источник сообщает даже, что вы были замечены на месте засады, в глубине Ирака, в окрестностях Равандуза.

Чарди: Да. В тот день я подбил танк. Просто мокрого места от него не…

Мелмен: Мистер Чарди. Когда вы строили из себя ковбоя, вам ни разу не приходило в голову, какому оскорблению, какому унижению вы тем самым подвергаете свою страну, в какое неловкое положение поставит ее факт поимки одного из ее тайных агентов на территории финансируемого Советами государства в компании вооруженных повстанцев?

Чарди: Да. Я просто думал, что меня не поймают. (Смеется.)

* * *

– Тревитт! Тревитт!

– Э-э. Да, сэр.

Опять его поймали за витанием в облаках.

– Следующий слайд.

– О. Простите.

Он нажал кнопку, и курд исчез.

Кто-то присвистнул.

– Да уж, хороша, правда? – заметил Йост.

– На разбирательстве Чарди отказался о ней говорить, – сказал Мелмен. – Заявил, что это его личное дело и нас оно не касается.

Фотография Джоанны была сделана совсем недавно. Лицо решительное, честное и немного дерзкое. Нос чуточку крупноват, подбородок излишне волевой, рот слишком прямой. Светлые волосы спутаны, но она этого не замечает. Вся какая-то угловатая. Глаза затемнены большими круглыми очками в роговой оправе, на лоб упал завиток. Вид слегка раздраженный, как будто она куда-то опаздывала или просто была не в духе.

А ведь она красивая, понял Тревитт, только это необычная, суровая красота, непривычное сочетание неправильностей, которые сошлись в этом лице неожиданным и притягательным образом.

– Этот снимок один из ребят из технического отдела сделал на прошлой неделе в Бостоне, где она преподает в альма-матер мистера Мелмена, – сказал Йост.

– Когда я учился в Гарварде, преподаватели так не выглядели.

Снова Сэм.

– Мисс Халл каким-то образом оказалась в Курдистане. Каким именно, нам неизвестно. По возвращении она отказалась разговаривать с чиновниками из Государственного департамента. Но она – ключ ко всему делу. У Чарди был с ней роман, там, в горах.

Слово «роман», донесшееся до Тревитта из темноты, в которой Йост казался лишь смутным силуэтом, звучало из его уст как-то странно: обычно Йост не любил пускаться в рассуждения относительно определенной области человеческого поведения, включая любовные и сексуальные отношения. Он был приверженец фактов и цифр. И все же он произнес это слово, как будто выдавил из себя.

– Вот увидите, Чарди до сих пор ее любит, – прозвенел резкий голос Майлза Ланахана. – Он такой.

Женщина со стены взирала на них с ледяной надменностью. На ней был свитер с воротником-хомутом и твидовая, спортивного стиля куртка. Снимок, очевидно, сделали с расстояния в полмили через какой-нибудь хитрый объектив: вся перспектива казалась непропорционально сжатой, а увитый вековыми плетями плюща старинный дом с башенками, башнями, парапетами и десятками фронтонов у нее за спиной, наоборот, разросся до угрожающих размеров.

– Чарди не получал задания пробраться на территорию Курдистана. Эта женщина не имела права там находиться. И тем не менее, они оба там оказались, в самом его сердце, вместе с Улу Бегом. Они были там до конца. В каком-то смысле они и были концом.