– Электричество туда подавать извне не получится, – перебил коллегу министр энергетики. – Не проходят через барьер ни ток, ни вообще электромагнитные колебания. Есть там какая-то хитрость…
– Значит, электростанцию придется ставить в самом Парадизе. Примерно на месте Кедровогорской ГЭС. Представляете, во сколько она обошлась в конце шестидесятых? И сколько пришлось затратить труда?
– Но это при тогдашнем уровне техники…
– Зато при нынешней стоимости рабочей силы.
– А почему сразу не построить атомную? – снова прервал перепалку президент.
– Тоже ненамного дешевле. К тому же для работы атомной электростанции требуется предварительное строительство обычной. Тепловой, например.
– Почему?
– Технологический цикл. Я могу вкратце объяснить, если требуется.
– Потом… Итак, получается следующее: дорога, электростанция…
– Аэродром.
– Аэродром можно использовать военный, – вклинился Рогачев. – Там неподалеку есть. Немного модернизировать, и порядок.
– И все равно. Часть грузов доставить по воздуху просто невозможно. Рано или поздно придется строить железную дорогу. Хотя бы однопутку. А жилищное строительство? А перерабатывающие предприятия на территории Парадиза? А людские ресурсы, наконец?.. Бюджет всего этого сейчас просто не потянет.
– Значит, будем думать о бизнесе?
– И об иностранном капитале тоже.
– Вы в своем уме? – напустились на Лыскова почти все. – Пустить туда иностранцев!.. Это же выдумать такое надо!..
– Альтернативы, как мне кажется, нет…
– Слушай, не влетим мы со всем этим, а?
С ночного разговора за палаткой прошло три дня. Сергей с Володькой сидели на поваленном стволе кедра над разложенными на куске брезента деталями и делали вид, что старательно чистят пулемет.
– Влетим, не влетим… Если бы да кабы, то во рту росли б грибы.
– Ну хватит, Кулик, уже твоего фольклора! Тоже мне, знаток выискался. Полгода ведь всего осталось… А тут, похоже, дело серьезное – губой не отделаешься, дисбатом[35] пахнет, а то и чем почище…
– А ну как переведут нас отсюда через месячишко, и будем потом локти кусать, что не побывали? Тут ведь дело такое, вроде летающей тарелки… Засекретят все напрочь, и наши не пляшут.
– И все равно как-то…
– Забздел? Ты так сразу и скажи – я тогда один пойду. Одному и сподручнее.
– Да нет… Просто…
– Ты только подумай: через полгода домой, а что мы с тобой видели? Учебка, рота, полигон, наряды да сортир… Во! Вроде как стих получился! А из всех достопримечательностей – только забор. Ну, колючка еще здесь. Представь себе: пройдет лет пять – десять, слухи пойдут об этом месте, как о Тунгусском метеорите… Какое-нибудь «Кедровогорское диво» придумают. Подойдет к тебе сынишка…
– Нет у меня никакого сынишки.
– Да это я так, к примеру… Спросит тебя: «Пап, а пап, ты вроде там где-то служил? “Кедровогорское диво” – что это такое на самом деле?» И что ты ответишь?
– А если твоя дочка спросит: «Пап, а за что ты получил два года дисбата за полгода до дембеля?». Тоже, к примеру.
Володька надулся и засопел.
– Ну как хочешь… Сиди смирно, жди дембеля, рисуй альбомчик…
– Ладно, – хлопнул его ладонью по обтянутому вылинявшим застиранным камуфляжем колену Сергей. – Как ты туда попасть-то собрался? Там же охраны до фига! И не наш брат, срочник, а «гоблины»[36]. Я тут пару раз их издали видел – мурашки по коже…
– Ну и зря мурашки. Мыться нужно чаще и толком, а не как ты… Вблизи – ничего мужики оказались. Ну, может, чуток постарше нас. С одним я и договорился, чтобы он нас пропустил на полчасика. Одним глазком – и обратно. Никто не заметит, сто пудов! Все будет тип-топ.
– А как договорился-то? Так, за здорово живешь и пустит? За красивые глазки? У них ведь тоже, поди, приказ…
– Ну не за так, конечно… За два пузыря водяры. Сначала уперся на трех, но потом сговорились.
– А где ты эти два-то возьмешь? В магазин сбегаешь? Ага, слётай! Триста кэмэ!
– Ты меня что, за лоха держишь? Есть у меня водка. Не было бы – и базара бы не было…
– Откуда?
– Ну не у меня вообще-то… – замялся Володька. – У нас, скажем. Помнишь, в августе еще скидывались, чтоб «дедовство» отметить по-человечьи? Ну там, дембелей угостить и все такое…
– Ну! Не тяни!
– Так купил я горючку-то! У Ростика в каптерке ховал. А как сюда нас сдернули, в барахлишко зарыл. Двенадцать пузырей – тютя-в-тютю!
Правда, было больше, но дембеля ведь тоже люди, а им откажи попробуй… И Ростику, конечно, нужно отстегнуть было…
– А «дедовство» как?
– А ничего! Было двенадцать – будет десять. Все равно ведь все уже готовы всухую отмечать.
– Ну ты волча-а-ара…
– Ладно тебе, – всерьез обиделся Кулик. – Скажи спасибо, что это-то уцелело. Сами небось, как ночью застроили по полной выкладке, сразу в штаны наложили: «В Чечню, в Чечню…». Хоть кто-нибудь, кроме меня, вспомнил?
– Н-нет…
– Вот и молчи в тряпочку. Последний раз спрашиваю: идешь или нет?
– Иду уже, иду… – буркнул Черниченко, надраивая тряпочкой и без того сияющий затвор пулемета.
Ему и так давно уже передался запал друга. Веяло от этого приключения чем-то таинственным, запретным… Тем, чего так не хватало в пресной и безрадостной солдатской жизни.