Второй шанс

Проходят недели, складываясь в месяцы, всё легче девочкам ходить, опять можно колдовать, опять улыбки и весёлый смех раздаётся в зале. Это очень тяжело поначалу, но всё проще потом. Слава Мерлину, детские сердечки справились, слава Магии, все восстановились. И подростки вполне охотно разговаривают с целителями, встречаются с родными. Скоро их уже можно будет выпустить в большой мир. Говорить о победе ещё рано, но она рядом, почти за углом, всё самое страшное закончилось.

Теперь подростки могут просто жить. Сегодня они разъезжаются на «каникулы» по домам, ненадолго, на десять дней всего, у каждого аварийный порт-ключ, который может пробить любые щиты. Сегодня они увидят родных…

Стоят в зале дети, прощаясь друг с другом, они давно не расставались на длительный срок и им даже немного страшно. Но Гарри, оказывается, подумал и об этом — парные зеркала есть у каждого, а у него — целый ворох этих зеркал, потому что он всегда для них есть. Вот уже последние слова отзвучали, и срабатывают порт-ключи. Кого-то к манору, кого-то на вокзал, где его встретят. Пары не разлучаются, они сами решают, куда сначала, а куда потом. Потому что не могут и минуты друг без друга.

Драко быстро заканчивает что-то писать и передаёт пергамент целителю с просьбой отправить в Мунго, а после обнимает свою Асти, улыбнувшись ей и утонув в её ответной улыбке, шепчет ключевое слово. Хлопок.

Гермиона обнимает почему-то нервничающего Гарри, даря ему своё тепло и лучисто улыбаясь и… Хлопок. В зале становится пусто на долгих десять дней.

* * *

Люциус Малфой разворачивает пергамент, поданный ему целителем, и вчитывается в короткие строки, обжигающие его своим концентрированным теплом. Он читает, не в состоянии сосредоточиться на тексте, и только одна строчка занимает всё его внимание:

«Я простил тебя, папа».

Почувствовав, будто что-то отпускает его, лорд Малфой откидывается на кровать со счастливой улыбкой. Облегчённо плачет рядом с ним Нарцисса.

* * *

Начальник специальной базы аврората сидит, задумавшись, будто погрузившись в колдографию, на которой играет маленькая девочка, улыбаясь ему. Все эти месяцы он наблюдал за тем, как меняются дети, прошедшие через ад войны. Как появляются робкие улыбки на напряжённых лицах, как впервые звучит смех. Как мальчики заботятся о девочках… если бы она не погибла тогда, может быть, и у неё был бы такой заботливый мальчик? Кто может ответить на этот вопрос? Начальник базы не может отпустить своё прошлое, ведь у него нет ничего в настоящем. Дети разлетелись по домам, а его дом здесь. Конечно, где-то стоит пустой дом, в котором всё осталось так, как было тогда, в тот страшный день. И кажется, что доченька вышла на минутку и скоро вернётся. Пустой пропыленный дом. Никому не нужный дом никому не нужного человека.

Он настолько погружён в свои мысли, что не слышит, как открывается дверь. Тихо-тихо открывается дверь, за которой десятки улыбающихся лиц. И звучит голос. Самый дорогой, самый родной голос, так и не позабытый за эти годы.

— Папочка, я вернулась…

Часть 12

Волнение, даже страх, но улыбается девочка, улыбается и мальчик. Родители искренне рады обоим. Неважно, чьи, они уже поняли, что их дети неразделимы, и приняли это. У них было много месяцев, чтобы принять этот непреложный факт.

— Добро пожаловать домой, сынок… Добро пожаловать домой, доченька…

И они понимают, как им на самом деле этого не хватало. Тёплых маминых рук, доброго папиного голоса. Ночью могут прийти кошмары, но сейчас, сидя за одним столом, дети улыбаются. Улыбаются и взрослые.

— Тори, надо узаконить ваши отношения.

— Да, папа.

— Но мы же… — начинает Драко.

— Это было там, а здесь ещё нет, любимый, — радостно улыбается девочка.

— Тогда да… Всегда да, ты же знаешь.

— И ты знаешь, мой хороший.

— Знаешь, дорогой, их жизнь не позавидуешь, но, глядя на наших детей, я немножко завидую…

И звучат клятвы, нерушимые клятвы быть всегда. Опорой, поддержкой… Быть верными навсегда. Клятвы лишь формально закрепляют суть того, что давно уже данность.

— Дин, оторвись от невесты, дай девочке поесть.

— Он меня кормит, у меня иногда дрожат руки ещё.

— Давай, моя хорошая…

И родители, взрослые люди, видят эту заботу и нежность в каждом движении, в каждом слове, в каждом взгляде. Не все полностью восстановились, не все. А некоторые просто капризничают, как Ханна.

— Не хочу кушать, — надувает губки, как маленькая.

— А мы ложечку за маму… — принимающий её игру мальчик.

— Дети у них хорошие будут…

Молли Уизли, суетящаяся, настороженно посматривающая на всех детей, но Фред ободряюще улыбается Джинни, и девочка расцветает. Она уже знает, что там, откуда пришли её братья, они погибли из-за неё. Девочке это рассказал папа, когда она спрашивала, что случилось. И Джинни приняла это, поклявшись своей жизнью в том, что никогда не предаст. Всё-таки здесь они другие, а близнецам с невестами помогли это понять целители. Война осталась в прошлом, можно просто жить.