Второй шанс

— Тише, малышка, тише, моя хорошая, — гладит девочку пожилая медиведьма, не замечая слёз, видевшая на своём веку очень многое, но так и не привыкшая к этому. — Вот твой любимый, он рядом, просто спит ещё, не проснулся он ещё, но он живой, малышка, вот его рука, чувствуешь, какая тёплая?

— Драко… — шепчет успокаивающаяся девочка.

Теперь понятно, зачем многие боксы поставлены рядом. Тянутся руки, шепчут губы, текут слёзы… А вот первым проснулся мальчик. Он рвётся из овивающих его трубок и лент, рвётся и зовёт свою девочку.

— Герми! Герми! Где ты, родная?

Бегут к нему целители, спешит пожилая медиведьма с огромным сердцем, которого хватает на всех. Спешит, чтобы успокоить такого маленького воина, думающего, что потерял самое важное, потерял самого себя. Но первой, ещё до того, как добегают целители, открывает глаза его девочка, и рука нащупывает руку.

— Я здесь, любимый, свет мой. Я рядышком, родной, — шепчут непослушные губы, успокаивая мальчика.

Расслабляются мальчики, закрывают глаза девочки. Они рядом, вместе, навсегда. И плачет пожилая медиведьма, видевшая войну, полчища Гриндевальда, детей, выживших в концентрационных лагерях. Она не смогла привыкнуть тогда и не сможет сейчас, потому что нельзя привыкнуть к такому. Нельзя привыкнуть к страдающим детям, к искренней любви, сметающей все преграды, побеждающей даже смерть.

Просыпаются дети, окликают друг друга, стабилизируются будто бы сами собой. Молодых медиведьм, которые уместны при реабилитации взрослых, убрали с базы, теперь здесь только пожилые, видевшие многое и успокаивающие детей, подобно добрым бабушкам. Медленно приходят в себя дети, постепенно боксы объединяют, чтобы чудом выжившие подростки могли чувствовать друг друга. И вновь на лицах появляются робкие улыбки.

— Мерлин, Кэти! Жива… — обнять, почувствовать её, поцеловать такие любимые глаза.

— Дин… жизнь моя…

— Луна… Невилл…

Им просто не нужны слова, слова лишние, хотя и они прорываются, наполненные нежностью и заботой. Лучистые, волшебные глаза… Дышит… Жива… Улыбается… Жив… Что такое было с ними в ту страшную ночь, никто не понимает, но это неважно. Они живы.

Сначала осмотры, рык целителя на пытающегося прижать к себе девочку пациента, ежедневный страх того, что что-то пойдёт не так. Уверенность, что всё будет хорошо. Ведь не может же быть иначе, правда? Ведь рядом — вторая половинка, то, что и означает для этих подростков жизнь. Весь смысл жизни в одном человеке.

А потом, конечно, начинается массаж, реабилитация, переход в сидячее положение… Медленно, шаг за шагом. Они волшебники, им не надо ждать полгода. Никто никого не стесняется, не боится показаться слабым, напротив, они искренне болеют за каждого.

— Медленно встаём… Вот молодец. Голова не кружится? Ничего не болит? Внимание, пробуем…

Первый шаг. Первое падение, но зубы сжаты, упрямый взгляд по курсу и снова — шаг. Упорный, уверенный, пусть он шатается, но идёт. Шаг вперёд и ещё шаг. Девочкам дают отдых, потому что они доверяют только своим мальчикам. Они болеют за каждый их шаг и, поднявшись сами, шагают в кольце их рук. Судорожно цепляясь, под ободряющую улыбку, оступаясь и почти падая. А рядом они… Сами ещё едва держащиеся на ногах, но поддерживающие всеми мыслимыми и немыслимыми способами.

Руки ещё слабы, но они занимаются на износ, под шипение целителей, нагружаясь, потому что нужно защитить девочек. Обязательно нужно. Потому что к боли они привыкли. Главное, чтобы девочки были. Были всегда. В физическую реабилитацию медленно вплетается и психологическая. Сейчас они очень напряжены, потому что не могут защитить себя сами, как привыкли, и это хорошая возможность реабилитировать психику. Работают целители, исцеляя тела. Работают целители, исцеляя души.

Полностью всё пережитое не забудется, как и война всегда будет жить в их сердцах, но она не будет уже хрипло дышать над ухом, не будет обдувать спину ледяным ветром, не будет стоять с палочкой у виска. Пусть война уснёт в их сердцах и больше никогда не просыпается. И будет снова слышен смех, и шалости будут, конечно, ведь они же дети. Шалости, а не боевые заклинания. Целители сделают всё возможное для этого.

А сейчас они работают, надо восстановить подвижность тела, подвижность рук, ног. Гимнастика, сначала щадящая, потом постепенно усложняющаяся. Мальчики буквально рвут жилы, приходится их останавливать. Им тяжело, иногда очень, до слёз, но за возможность поднять свою девочку на руки они сделают что угодно.

Маленькие воины. Настоящие мужчины. И их девочки. Бесценные сокровища друг друга.

Часть 11

— Что там с Пожирателями, да и с Азкабаном?

— Мели, там всё сложно… Получается и у авроров рыльце в пушку, и у Пожирателей.

— Аластор? Что ты имеешь в виду?

— Ну вот Лестрейнджи — кровная месть. Причём законная. Долохов вообще непонятно за что сидит. А остальные за дело, конечно, но и наших через одного за то же самое сажать надо. Эх…