Второй шанс 2

Ирина Владимировна оказалась сухонькой, маленького роста женщиной в возрасте. Провела со мной предварительную беседу, попросила что-нибудь спеть, затем посмотрела горло и подтвердила диагноз Петра Сергеевича. Фониатр посоветовала мне снизить нагрузку на голосовой аппарат и если петь, то в низкой тесситуре. В занятиях стоит склоняться к певческим упражнениям-распевкам, а не произведениям. А лучше на этот период вообще обойтись без пения, дав организму возможность самому перестроиться, так как бесконтрольное пение во время мутации может привести к потере певческого голоса. Договорились, что я буду у неё наблюдаться и появлюсь через месяц.

Из больницы еду в училище, нужно отдать справку об освобождении от занятий. Боли в повреждённом боку, кстати, практически не чувствую, только если не делать резких, неосторожных движений. Но обманываться не стоит — отдых и ещё раз отдых, как завещал хирург из детской поликлиники.

В училище, оказывается, уже знали о моём успехе — заметка вышла в свежем номере «Молодого Ленинца», и вырезка уже красовалась в стенгазете? висевшей по соседству с портретами членов Политбюро. Встречали как героя, Бузов долго тряс мне руку, пока я не начал кривиться от боли. Пришлось заодно показывать перебинтованный бок.

— Отдыхай, лечись, набирайся сил, — сказал Николай Степанович. — И кстати, пойдём сходим в бухгалтерию, пусть тебе стипендию за декабрь авансом выдадут.

Из училища я выходил с «ленинградкой» подмышкой, буду дома наигрывать в минуты озарения. По пути купил в киоске сразу три номера газеты и направился в «кулёк». Всё-таки по своим музыкантам за неделю изрядно соскучился. Поймал всех троих на перемене, выходящими из кабинета теории музыки. Юрец кинулся было обниматься, но я сразу отпрянул, заявив, что пока объятия мне противопоказаны. Газет парни не читали, поэтому мне пришлось хвалиться своими успехами. Вале сказал, что его гитару временно экспроприирую, если он не против. А затем устроил ему небольшую выволочку за то, что наш альбом каким-то чудесным образом расползается по стране без моего ведома. Басист заявил, что давал его послушать только Юрке с Леной. Барабанщик клялся, что никому не давал, а вот Лена, потупив взгляд, созналась, что давала подруге на один день.

— Я же не знала, что она перепишет, — скорчила виноватую гримаску клавишница и тут же прищурилась. — А может, она и не переписывала? Может, каким-то другим способом запись разошлась?

И при этом покосилась на Валю с Юрой, мол, не врёте ли вы тут, друзья?

— Ага, почкованием размножилась, — буркнул я. — Это ещё хорошо, что «Волколака» на ней не было, хотя там и к другим песням могут придраться. Ладно, пока в связи с моей болезнью у меня перерыв, буду дома отлёживаться, книжки писать, на твоей, Валя. Гитаре тренькать, а вы пока сочиняйте что-нибудь новое. Валентин, это в особенности тебя касается, — добавил я, намекая на его балладу.

Следом мой путь пролегал на Главпочтамт. Сколько же дел приходится решать вместо того, чтобы спокойно лежать в постельке с интересной книгой в руках… В кассе, разменяв рубль, запасся 15-копеечными монетами, отсидел небольшую очередь и вошёл в освободившуюся кабинку. Набрал редакционный номер и после нескольких гудков услышал в трубке знакомый голос:

— Полевой на проводе!

— Здравствуйте, Борис Николаевич, это Варченко из Пензы.

— Максим, ты? Здравствуй, здравствуй, молодец, что позвонил, значит, мама тебе всё передала… А что у тебя с голосом, простудился?

— У меня ломка началась, так что какое-то время буду влёгкую сипеть и давать «петуха».

— Понял, — хмыкнул издатель, — мужаешь, значит, хе-хе… Так вот, я ознакомился с твоей рукописью, она на меня, скажу честно, произвела невероятное впечатление. Если бы это написал взрослый, состоявшийся писатель, я бы, наверное, не сильно удивился, но когда такую рукопись приносит подросток… Ты извини, я до сих пор не могу до конца поверить, что это написано твоей рукой.

— Я вас понимаю, и нисколько не обижаюсь, на вашем месте я бы сам, наверное, до последнего сомневался. Но это моя рукопись, я писал её на глазах у мамы, консультировался с ветеранами Великой Отечественной, их имена, кстати, указаны в предисловии… А сейчас пишу продолжение приключений Виктора Фомина, уже в послевоенной Западной Украине.

— Ого, интересно было бы почитать…

— Пока только три главы написано, но думаю, что к весне добью книгу.

— Надеюсь, я первым из издателей прочитаю рукопись? — с невидимой мне улыбкой поинтересовался Полевой.

— Конечно, Борис Николаевич!

— К слову, я тут всё же хотел немного подправить твой текст…

В трубке пискнуло, и я сунул в прорезь 15-копеечную монету.

— Алло, меня слышно?

— Слышно, Борис Николаевич, говорите, у нас с вами ещё как минимум минута, и у меня в кармане ещё позвякивают 15-копеечные монеты.