Второй шанс

— Что-то верится с трудом, — протянула Назарова. Я поморщился, вспоминая, какого обо мне мнения все окружающие. Ну ничего, в принципе, Долгов прав, обиды я всегда помню и предательства, главное, заметить их вовремя. — Но вы правы он изменился. А почему так получилось, что меня все сторонятся? Я же ничего плохого никому не делаю, и не делала, а со мной даже моя соседка по комнате перестала разговаривать? — в голосе девушки задрожали предательские слезы.

— У тебя всегда было привилегированное положение, а таких не любят, особенно в студенческой среде, и, если среди простых людей знакомство с тобой многие предпочли бы использовать в своих целях, то среди магов, среди которых полно магов разума, пусть даже на начальном, интуитивном уровне, такие вещи не проходят. Что касается Романова, — Долгов замолчал, а я сделал шаг в тень, чтобы они меня не заметили. — У меня сложилось странное ощущение, что он почему-то испытывает чувство превосходства над всеми нами. Словно он, как минимум, особа, наиболее приближенная к августейшей семье, а то и сам из этой семьи, причем где-то на уровне наследника престола. Тебе бы как раз стоило поучиться у него этому. Ты показываешь свою слабость, показываешь, что тебя задевает такое отношение, а это в обществе, в котором мы находимся, недопустимо, — тоном придворного наставника открывал ей простые истины, которые должны были преподаваться еще с пеленок, Долгов. Я нахмурился, обдумывая сказанное. Странно, что она этого не замечает за собой. Неужели всех придворных так плохо обучают и воспитывают? Странно, что с таким отношением Годунов и его семья все еще находятся во главе империи.

— Но я не замечала, что он стал более высокомерным... — начала Назарова.

— Ты не понимаешь. Это не высокомерие, это снисходительность. Он словно одолжение делает, когда начинает разговор с собеседником. Нет, ведет он себя безупречно, но даже Изида Петровна отметила, что он смотрит на всех как бы свысока. Я не знаю, как это объяснить словами, все происходит на уровне интуиции, — они замолчали, а потом Долгов громко произнес. — Романов, у тебя скоро уши по полу начнут волочиться, выходи, хватит подслушивать, все равно ничего нового, чего ты о себе не знаешь, ты все равно не услышишь.

— Вот черт глазастый, — в голосе Петра, помимо его воли, послышалось восхищение. — Но мужик четкий... Уважаю, — в этой оценке я был полностью с ним согласен. — Ты давай начинай уже вести себя подобающе Петюньчику, а то так и на опыты отправят, чтобы выяснить как ты из нытика превратился в высокородную особу. Мне тебя не жалко, мне себя жалко, так что меньше пафоса, больше слюней, и дальше по нисходящей, так разница в глаза особо бросаться не будет.

— Я не подслушиваю, просто не хотел прерывать вашу столь занимательную беседу, — сказав это, я вышел из тени и улыбнулся возмущенно поджавшей губы Назаровой. — Не хмурься, морщины появятся, а это, что ни говори, женщин не красит.

— Ладно, детки, ступайте уже в свои комнаты, хоть первую учебную неделю и идет раскачивание после летних каникул, но вас завтра ночью ожидает увлекательный, благодаря Романову, урок астрономии, поверьте, зрелище незабываемое: ночь, звезды, телескопы и наш незабвенный Сергей Геннадьевич, — усмехнулся Долгов и кивнул на дверь, предлагая нам убираться из его вотчины. Просить нас долго было не надо, и мы быстро вышли из зала, даже не глядя друг на друга.

Дошли мы с Назаровой в полном молчании практически до входа на стадион, когда нам дорогу перегородили пятеро парней. Они были не такие массивные, как Агушин с его свитой, но тоже ничего хорошего от этой толпы я не ждал.

— Надо же, наша принцессочка нашла себе ухажёра под стать, — этот глумливый голос я узнаю даже если без сознания буду валяться. И почему я раньше, ослепленный его дружбой, не замечал, что он именно глумится над окружающими, даже надо мной. И хотя, скорее всего, здешний Ванька родился именно в России, а не на чужбине, это чувство брезгливого превосходства, которое он привез в родную страну, каким-то образом передалось и этому его двойнику. Я сам от себя не ожидал, как сжал кулаки, глядя на князя Долгорукого едва ли не с ненавистью.