Второй шанс 4

Хм, вот об этом я как-то не подумал. Но, в конце концов, попытка не пытка, о чём я и сказал Пугачёвой. А через четверть часа подписи мамы и Аллы Борисовны стояли под заново составленным договором.

– Сняли мы со сберкнижки пятнадцать тысяч, но теперь придётся отдать тебе только три, – пожал плечами Стефанович, доставая из дипломата две упаковки 25-рублёвок. – Но ты сам так решил.

– Ничего, целее будет, – глубокомысленно заявляю я, глядя, как собеседник разрывает банковскую упаковку на одной из пачек и отсчитывает пятьсот рублей. Подвинул деньги почему-то мне, а я отдал деньги маме, тут же спрятавшей их в сумку.

Далее подписываем отдельный договор на песню «Любовь, похожая на сон», после чего покидаем нотариуса. На крыльце нотариальной конторы Стефанович из вежливости интересуется нашими планами.

– Сейчас зайдём в какое-нибудь приличное заведение, а то во рту крошки не было, – говорю я. – Потом я отправлюсь по своим делам, а мама прогуляется по столице, может, в Третьякову заглянет. Заглянешь, мам?

– Загляну, – послушно кивает она.

– Ну тогда счастливо оставаться! – жмёт мне руку Стефанович. – Кстати, ориентировочно в конце февраля состоится премьера нашего фильма «Женщина, которая поёт». Могу достать пригласительные… вам с мамой, – добавляет он после некоторой паузы.

– Если получится вырваться – то почему бы и нет?

Мы прощаемся, Стефанович с Аллой садятся в «Волгу» и, так и не предложив довезти нас до «какого-нибудь приличного заведения», уезжают по своим делам. А мы направляемся в ближайшую сберкассу, где мама оформляет аккредитив. По этой бумажке она теперь сможет получить деньги по возвращении в Пензу, главное, не потерять её. Мама это прекрасно понимает и прячет бумагу в недра сумки так, что никакой воришка наш аккредитив не сопрёт, если только вместе с сумкой.

Время ланча, но мы так голодны, что готовы съесть завтрак и обед одновременно. Рестораны – слишком пафосно, да и не факт, что они в это время уже работают. А вот встретившееся рядом со сберкассой кафе «Ивушка» на проспекте Калинина нас вполне устроило и ассортиментом, и обслуживанием. Вышли из заведения сытыми и повеселевшими, хотя. Вроде бы, и до этого не было особых поводов для грусти.

– Ладно, беги, – напутствовала меня мама, – а я пойду по музеям прогуляюсь. Не забудь, в шесть вечера на вокзале.

– Буду как штык, – обещаю я, выискивая глазами автобусную остановку.

Сначала еду в ВААП с пачкой партитур, упакованных в картонную, зелёную папку. Там меня встречают как старого знакомого, снова в дело идут подношения – секретарше коробку шоколадных конфет «Тарханы», а завотделом я без лишнего шума вручаю бутылку «Золотого петушка». Поэтому регистрация моих (и не только моих) произведений проходит достаточно быстро, и я в половине первого покидаю гостеприимное учреждение.

Сразу же с таксофона звоню Калитурину. Тот выражает чуть ли не бурную радость по поводу моего появления в Москве и ждёт немедленно к себе. Жил он на Малой Молчановке, практически в самом центре столицы. По телефону говорил, что улица по факту является переулком, и мне легко будет найти строение номер восемь, тем более что это знаменитый дом со львами. Якобы эти львы мелькают в советских кинофильмах, я по-любому должен был их узнать. А каких кинофильмах – не объяснил, я же постеснялся уточнять. Главное, что знаю точный адрес, а уж что там за львы и где они снимались – дело десятое.

Кстати, удивительно, что улицу в советское время не переименовали, в отличие от подавляющего большинства улиц исторического центра столицы. Такие красивые названия заменили на не пойми что… Например, Камергерский переулок сейчас называется проездом Художественного театра. Другой переулок – Большой Казённый – носит имя Аркадия Гайдара. Не имею ничего против этой, в общем-то, более чем неоднозначной фигуры советского писателя, но прежнее название мне нравится куда больше. А переименовать Протопоповский переулок в Безбожный?! Это ж каким безбожником надо быть, прости господи за такой каламбур! Опять же, Никольская улица стала улицей 25-го Октября, Манежная площадь – площадью 50-летия Октября. Новый Арбат удостоен чести носить имя всесоюзного старосты. Потомки хоть и вернут исторические названия большинству улиц, но тоже иногда такое учудят… Взять хотя бы улицу Солженицына, до революции носившую название Большая Алексеевская, а затем Большая Коммунистическая. В правительстве Москвы сидели либо дебилы, либо либеральная мразь, если додумались до такого. Руки бы поотрубал!

И так в каждом советском городе. У нас в Пензе тоже хватает переименованных после революции… Улица Городок стал улицей Карпинского, Губернаторская – Советской, Дворянская – Красной, Инвалидная – Баумана, Казанская – Урицкого, Лекарская – Володарского, Нагорная – Кураева, Покровская – Калинина, Рождественская – Максима Горького… Это то, что я помнил, а так-то, по идее, практически все улицы подверглись переименованию.