Второй шанс

«А вдруг это и, правда, как то связано, только не с ней, а с ее мужем? И дело это может стать политическим». – У Ганина даже в носу защекотало, как у гончей, от предвкушения интересного дела, которое его, может, и прославит.

– А пока вы разбираться будете, я могу домой вернуться?

Ганин с тоской подумал, что еще не опрашивал потерпевшую и не помнил, куда дел телефон свидетеля, который сообщил о месте преступления.

Чтобы отпустить под залог, надо завести дело, а его – то, как раз и нет. Поторопился Сорокин доставить подозреваемую.

Видя, что лицо следователя выражает крайнюю степень задумчивости, Таня решила надавить:

– Меня можно выпустить под подписку или под залог. Да! – воскликнула она громко, заставив следователя выйти из мрачных дум. – У меня есть право на телефонный звонок. Мне сказал тот усатый дядечка, что сидит в будке.

– Степаныч…

– Точно, Коля Сорокин называл его Степанычем.

– А вы знакомы с Сорокиным? – удивился Ганин.

– Только шапочно, – махнула рукой Таня. – Из мультика. Так я могу позвонить?

– Адвокату? – насупился следователь.

– Нет, мужу.

«Еще лучше. И на фига мне это политическое дело? Уж, лучше тихо разбираться со своими бытовухами.»

– Звоните, право имеете, – кивнул Ганин.

Таня порылась в сумке, которую принес Степаныч, вытащила из нее на свет божий смартфон и с грустью заметила, что он полностью разрядился. Ганин, откинувшись на спинку стула, спокойно наблюдал за происходящим. Заметив ужас на хорошеньком личике женщины, молча, пододвинул к ней свой старую потертую трубку, ожидая продолжения. Мало кто может вспомнить на память список своих контактов, но эта уверенно стала стучать по кнопкам.

Телефон мужа, по – прежнему, был «вне зоны доступа», что еще сильнее взволновало Таню.

«Так, свекрови звонить не стоит – и не поможет, и позора потом не оберешься. А кому я могу еще позвонить? – задумалась Таня. – У кого попросить помощи? Василиса? Но она далеко, а других подруг у меня и нет». Стало так грустно, что она такая одинокая, да еще и в тюрьме находится.

– А какая сумма может служить залогом? – покосившись на следователя, уточнила Татьяна.

– Ваше преступление классифицируется, как тяжкое – не оказание помощи – значит, не менее ста тысяч. А может, и того больше. Вдруг, та женщина умерла. Говорили, что у нее множественные травмы.

На глаза навернулись слезы, Таня даже разозлилась на себя: действовать надо, соображать, помочь не кому, а тут слезы вытекают. Вздохнув, и проглотив подступающие слезы, не дав им выйти на свободу, она набрала номер Василисы:

– Вась, я понимаю, что ты далеко, но, может, ты сможешь попросить кого – то из своих подруг, чтобы они привезли за меня выкуп в полицию. Я только доеду до дому и сразу же им верну.

– Таня, это ты? – в испуге прокричала Василиса. – Что случилось?

– Говорят, я сбила человека, правда, сама я этого не почувствовала. И теперь меня могут выпустить под залог в сто тысяч. Вась, мне больше не к кому обратиться. Миша пропал, как назло. Ты мне поможешь? Когда надо привезти деньги? – обратилась Татьяна к следователю, с интересом разглядывающего Таню.

– Гражданка Пупсоева, а что это вы развили такую бурную деятельность? Вам вынесли постановление? Я лично вам что – то предлагал?

– Василиса, прости, я тебе перезвоню, – пискнула в трубку Таня.

Василиса

«Сто тысяч! Сто тысяч! Сумасшедшие деньги. И где теперь такие взять?» – Василиса с остановившимся взглядом смотрела в окно.

– Василиса, у вас что – то случилось? – дородный старик, тяжело опираясь на палку, внимательно вглядывался в лицо женщины.

– А? Спасибо, все хорошо, – кивнула Василиса. – Подруге помочь надо. И я, кажется, знаю как.

Василиса побежала домой и осторожно вынула из своего тайника за половицей единственное оставшееся у нее сокровище – кольцо с розовым бриллиантом.

– Я тебя не отдам, моя прелесть. Мы только поможем одной хорошей женщине, моей подруге, а потом я тебя обязательно заберу.

Василиса даже не стала надевать кольцо, хотя ей очень хотелось, боялась расплакаться.

В ломбарде, каких в районе было много, молодая девушка равнодушно взглянула на перстень:

– Пятьсот рублей.

– Что? – переспросила Василиса. – Девушка, вы, наверное, не понимаете. Это очень дорогое кольцо, с редким бриллиантом. Оно стоило пять миллионов, а я прошу за него только сто тысяч. И я хочу только оставить его на время, я обязательно заберу его завтра или послезавтра.

– Женщина, это вы, наверное, не понимаете. У нас серьезное учреждение и за обычное стекло никто вам не даст больших денег. Сто тысяч, скажете! – хмыкнула девица.

– Стекло говорите?

Василиса даже не помнила, как доехала до «Горьковской», где жил «домашний» ювелир, как называл его Кирилл.

Дверь долго не открывали, но после того, как Василиса, оставив дверной звонок в покое, принялась стучать ногой и кричать, чтобы Давид Моисеевич немедленно открыл, послышался лязг замков.

– Добрый день, – поклонился ювелир, – извините, Василиса, не узнал сразу. Вас так давно не было видно в моем доме.