Она всхлипывает, ноги пытается свести, чтобы унять возбуждение. А после, не выдержав, опускает руку вниз и потирает клитор.
— Чёрт, малы-ы-ы-ш, — тяну восхищённо, хрипло. — Ты часто ласкала себя пальчиками? Часто представляла меня? — Снежана не отвечает, а я её руку перехватываю и пальцы обхватываю губами. Всасываю в рот. Слизываю её вкус.
А после опускаюсь на живот между её ног и языком ударяю по клитору. Слышу, как она стонет громко. Вылизываю её складочки. Смакую её вкус. Я забыл о том, какая она отзывчивая, податливая, нежная. И вкусная.
Снежинка кончает быстро. Дрожит, бёдра подкидывает вверх, пальцами подушку сжимает и смотрит на меня затуманенным взглядом.
В рекордные сроки от штанов и боксёрок избавляюсь. Понимаю, что с собой нет презерватива. Плюю на всё. Маленький карапуз только ещё больше привяжет Снежинку ко мне. Пусть мы слишком молодые, но я уверен, что мы справимся. Мой заработок позволит обеспечивать нас.
Когда взгляд Снежки становится осознанным, я головкой члена начинаю водить по влажным складочкам. Медленно вхожу, зная, что у малышки давно никого не было. По вискам течёт пот, а руки дрожат, почти не держат. Я позорно стону, когда оказываюсь в Снежане на всю длину члена. Когда стенками лона она сжимает напряжённую плоть.
Целую её лицо, прикусываю подбородок, языком провожу по открытым губам. Толкаюсь в неё, увеличивая амплитуду. Боюсь опозориться и кончить слишком быстро. Слишком давно не было секса. Слишком сильно соскучился. Слишком влияет на меня моя зеленоглазая ведьма. С ней всегда крыша и выдержка улетают в бездну. С ней всегда на грани.
Кончаю в Снежану тогда, когда девушка в пояснице прогибается и пальцами до крови царапает мои плечи. Когда стенки её лона сжимают член.
Меня подкашивает. С трудом удерживаю вес своего тела на локтях, чтобы не придавить Снежинку. Дышу со свистом, с надрывом.
— Моя, — срывается собственническое с губ.
Снимаю ногу Снежинки со своих бёдер, поцеловав острую коленку, и ложусь рядом. Пальцами вожу по приоткрытым от частого дыхания губам.
Я бы лежал так вечность, но в коридоре слышится щелчок замка.
— Чёрт, мама пришла, — взволнованно шепчет и с кровати вскакивает, быстро натягивает одежду. — Ой, — застывает. — Игнаша, ты в меня…
Глаза её широко распахиваются, и она рукой накрывает развилку между бёдрами сквозь ткань. Хмурится.
— Игнат, ты снова не вышел. У меня сейчас опасные дни, я могу забеременеть.
— Тебя так пугает эта мысль? — натягивая боксёры, интересуюсь я.
— Да, Игнат! Да! Я не хочу беременеть.
— Я понял, — киваю и натягиваю джинсы. — Если так не хочется, то я куплю тебе противозачаточные.
— Игнат, — её голос становится заискивающим и виноватым. А мне больно становится от того, что я уже всё продумал наперёд. Правильно, ведь её я не спросил. У неё не поинтересовался, чего она хочет.
— Завтра принесу, Снежана, — подхожу и целую её в лоб.
— Игнаша, — за руку ловит и тянет на себя. Обхватывает торс руками и щекой прижимается к груди.
Целую девчонку в макушку, тяжело вздыхаю и чувствую, как разъедает разочарование. Слышу, как Снежинка набирает воздух, чтобы что-то сказать и тут же выдыхает, видимо, не подобрав слов.
— Я пойду домой, Снежка, — говорю тихо, не позволяя эмоциям закрасться в голос.
— Игнаша, я сказала что-то не так?
— Всё в порядке, малыш, — провожу пальцами по щеке девчонки. — Я завтра приду.
Вижу, что Снежана не поверила мне, но ничего мне не сказала. Кивнула и разжала руки. Я руками лицо обхватил и мягко сказал:
— Я люблю тебя, Снежинка. Как свою женщину, как девушку, как подругу, как самого лучшего человека, которого я когда-то встречал.
В глазах малышки появляются слёзы. Но она ничего мне не отвечает. Ещё не доверилась окончательно. Ещё не открылась. Целую поочерёдно солёные глаза и ухожу.
Завтра я проберусь дальше. Завтра в её броне появится ещё больше трещин.
Глава 22
Как сладко, как горько и как щемяще нежно. Всё тело покалывает от томления, от недавно пережитого оргазма. Оказывается, я забыла, как сладко бывает в объятиях Игната. Какими жадными бывают его поцелуи. Как крепко могут обнимать его руки. Как одуряюще вкусно он пахнет. Как сносит крышу от его присутствия.
Любит. Игнат Царёв меня любит.
И он доказал это. Доказал тем, как ждал. Его тело, его руки, его губы — всё доказало мне, что он по мне соскучился. До безумия. Ничуть не меньше, чем соскучилась я. Мне даже показалось, что моя тоска померкла на фоне его.
Мне стыдно за то, что я ощетинилась. Стыдно за то, что нормально не поговорила, а потащила его в постель. Стыдно за то, что снова соврала.
Я по-прежнему люблю Игната. До помутнения рассудка люблю. Люблю ещё сильнее, чем год назад.
Зачем я сказала, что я ещё не готова к детям? Почему в груди снова поселился этот мерзкий и удушающий страх, который нашёптывает, что интерес Игната ко мне лишь временное наваждение?