Говорят, перед смертью не надышишься. Но Стася пыталась. До последнего оттягивала момент истины, замерев напротив его двери безжизненной статуей. Взволнованная. Напряженная. Раздираемая сомнениями и противоречиями. Ее сердце оглушающим набатом тарахтело в груди.
Пальцы рук заледенели. Но несмотря на это Стасю кидало в жар. Нервная дрожь сотрясала все ее тело. И чем дольше она мялась в нерешительности, тем прочнее застревала в этом состоянии. Тем сильнее злилась на саму себя. Тем яростнее проклинала собственную трусость. Да, признавать ошибки прошлого оказалось непросто. А пытаться исправить их — еще сложнее. Но сделать его — этот шаг к примирению… самый первый, самый робкий… все же было необходимо. А потому, превозмогая себя Стася медленно потянулась к дверному звонку. И внутри все сжалось, когда по ту сторону двери раздалась знакомая трель. Стася притаилась, набрав воздуха в грудь:
А ждать, к слову, пришлось достаточно долго. Ян не открыл, даже когда она еще раз воспользовалась звонком. Странно. Плененная волнением, Стася принялась барабанить в дверь. Нет, ей двигало не желание поговорить с ним немедленно, а банальное беспокойство о нем. Искреннее и бесконтрольное.
Наконец, спустя целую вечность, раздался характерный скрежет дверного замка. А следом распахнулась дверь и в проеме показался Костров.
Обнаженный по пояс. В одних домашних шортах, покрытых влажными пятнами. Приглядевшись, Стася поняла, что он только вышел из душа.
Волосы влажные. По торсу сползают капельки воды. При этом лицо его выглядело суровым, хмурым и сосредоточенным. Разглядывая ее хищным, цепким и… далеким от адекватного взглядом, Ян глухо прохрипел:
— Стася? Ты что здесь де… в смысле, случилось что-то?
Будучи не в силах перестать во все глаза таращиться на бывшего мужа, она машинально кивнула. Но спохватилась и отрицательно покачала головой.
— Нет. Но нам… мне очень нужно с тобой поговорить. Это важно.
Ян на ее слова никак не отреагировал. Молчал, думая о чем-то своем.
— Ты выбрала не самое удачное время, — устало выдохнул в итоге.
— Я понимаю, — Стася неловко переступила с ноги на ногу. — И все же…
Она сделала паузу, с замиранием сердца наблюдая за его реакцией.
Но ее не последовало. На лице Кострова не дрогнул ни один мускул.
Лишь взгляд острее сделался. И темнее. Ян по-прежнему возвышался в дверном проеме, и судя по всему, приглашать Стасю к себе не собирался.
— Ты… не впустишь меня? — едва различимо выпалила она, ошарашенная своей догадкой. — Не впустишь внутрь? Так и будешь на пороге держать?
— Стася, мне сейчас совсем не до разго…
— Ты не один? — будто со стороны она услышала свой ревностный возглас.
— Я всегда один! — сухо бросил Ян. — Всегда!
— Тогда, почему не впускаешь меня в квартиру? — Стася решительно шагнула вперед, сокращая расстояние между ними. — Я скажу, что хотела и уйду!
И услышала почти мучительное:
— Стой!
— Ян…
— Стой, говорю! — теперь он почти рычал, нависая над ней, точно скала.
Но Стася продолжала напирать:
— Выслушай меня, Ян. Выслушай, пока я готова поговорить откровенно.
Только вот сам Костров, судя по всему, был к этому разговору не готов.
Его заметно лихорадило. Дыхание тоже спокойствием не отличалось.
— Твои откровения скоро в гроб меня вгонят! — прозвучало холодно. — Неужели ты не понимаешь, как тяжело они мне даются? Слышать все это… осознавать, представлять. И полным ублюдком себя при этом ощущать!
— Но… почему сразу…
— Почему? — во взгляде Кострова сверкнула сталь. — Да потому что, больше не имею на тебя никаких прав! И по-хорошему, должен молча отойти в сторону. Не мешать твоей… лучшей распрекрасной жизни. Должен забыть тебя, вырвать из памяти. Смириться с неизбежным, благословить и отпустить в свободное плаванье. В объятия к… другому мужику. Более достойному. Более правильному. К тому, кто заслужит твое доверие. К тому, кто сделает тебя и твою дочь по-настоящему счастливыми. К тому, кто хотя бы в состоянии… зачать с тобой еще одного ребенка. Вот здесь… — он, не щадя ударил себя кулаком по лбу, — я это понимаю! И принимаю!
Затем, прожигая Стасю почти безумным взглядом, Костров ткнул пальцем в центр своей груди — туда, где грохотало сейчас его сердце, и зло выплюнул:
— Но не здесь!
— Ян…
— Здесь все глухо к доводам разума! — на эмоциях он повысил голос. — И та часть меня, которая прислушивается к нему… хочет совсем другого!
Буквально оторопев от услышанного, Стася изумленно охнула:
— И чего же? Чего хочет эта твоя… часть?
Ян не проронил ни звука, но в его глазах Стася отчетливо прочитала:
И колени сделались ватными. А бетон под ногами — мягким и рыхлым.
Стася пошатнулась. Дабы удержать равновесие, по инерции шагнула вперед.
Ян это ее действие истолковал по-своему. И отреагировал соответственно.
— Войдешь внутрь, — процедил он сквозь стиснутые зубы, — останешься со мной наедине — и я за себя не ручаюсь! Нет никаких сил! Их больше… нет!