Второй шанс для предателя. Понять? Простить? Начать сначала? (СИ)

— Люди, достигшие его, оказываются на перепутье, — Галина Петровна смотрела на нее твердо и проникновенно. — Одной ногой вы еще в детстве, другой — во взрослой жизни. А по факту, ни там, ни там!

— И что это значит?

Женщина улыбнулась:

— Твое тело уже выросло, но разум… он все еще детский! Из-за этого ты не способна здраво оценить, какой страшный ущерб наносишь своей репутации, своему здоровью. Своему будущему, в конце концов! Твое поведение неприемлемо, Стася, но я понимаю, почему так происходит. Переходный возраст. Тебе хочется попробовать столько всего нового, что голова идет кругом. Хочется казаться взрослой. Крутой. И лишь с годами ты поймешь, что крутость не в этом. Совсем не в этом. Одумайся, глупая! Не оступись!

Нервно поерзав на стуле, девушка растерянно промямлила:

— Я вас… не понимаю. Чего вы от меня хотите?

— Я поясню, — Кострова распрямилась и грациозно опустилась на стул, расположенный прямо напротив Стаси. — В твоем возрасте очень легко стать марионеткой в мужских руках. Безвольной куклой. Девочкой для утех. Гормоны. Первая влюбленность. По своей воле, или же поддавшись уговорам… ты можешь совершить опрометчивый шаг, о котором будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. Не торопись… взрослеть в этом плане!

Покраснев от кончиков пальцев, до кончиков волос, Стася возмутилась:

— Да вы что, серьезно? Я ни с кем не сплю, если вы об этом!

— Тебя несколько раз ловили в объятиях Тюрина. В коридорах. После отбоя.

— Мы просто целовались! Всех вокруг целуют, а меня не могут, что ли?

— Поцелуи подразумевают… некое продолжение.

— Неправда!

— Еще какая правда.

— Я… я…

— У тебя к нему чувства? Ты его любишь?

Глава 7

Десять лет назад…

Банальный вопрос застал Стасю врасплох.

«Пф! Какая глупость!»

Тарас нравился ей, но не более. Он действительно дважды подлавливал ее в коридоре. И оба раза… благородно и безвозмездно… учил ее целоваться.

«Только и всего!»

Смущенная до крайности, девушка приложила холодные ладони к своим пылающим щекам. Сражаясь за дыхание, едва различимо покачала головой.

— Нет.

— А себя любишь?

— Да.

— Точно?

— Конечно!

— Значит, будешь бдительна в отношениях с парнями? Будешь осторожна?

Не то, чтобы эти отношения были. Или же планировались.

Но Стася утвердительно кивнула, невнятно промычав:

— Угу.

— И с вредными привычками завяжешь?

— Постараюсь.

— За одно уж постарайся и успеваемость подтянуть. Хорошо?

— Хорошо.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Я могу положиться на твое слово?

— Да! — раздраженно.

Галина Петровна улыбнулась:

— Что, ж… беги тогда! Свободна!

Сорвавшись с места, Стася помчалась в сторону выхода.

Но остановилась, не в силах более терпеть к себе подобное отношение.

— Если хочешь о чем-то спросить, спрашивай сейчас! — будничным тоном бросила Кострова, верно истолковав ее внезапное замешательство.

И Стася не выдержала. Набрав воздуха в грудь, обиженно выпалила:

— Зачем вы так со мной? Что я такого сделала? Почему всегда и во всем виновата одна я? Почему вы замечаете только мои косяки? Мне одной в этих стенах шестнадцать лет? Только я пробовала курить и пить? Только меня целуют по ночам в коридорах? Нет! Так почему именно меня вы постоянно вызываете к себе на ковер, и тыкаете носом во все это дерьмо, как котенка нашкодившего? За что? За что вы меня… так люто ненавидите?

Девушка замолчала, испытывая жгучий стыд за свою несдержанность.

А Галина Петровна изумленно охнула, прикрыв рот ладонью. В ту секунду, когда Стася готова была уже сбежать от нее сверкая пятками, женщина тихо рассмеялась:

— Ненавижу? Ох, и дурочка!

— Никакая я не…

— Все, наоборот, Стася! — ошарашила неожиданным признанием. — Все совсем наоборот! За тебя я чувствую двойную ответственность, ведь ты мне… как дочь. Ничего сейчас не говори. Просто послушай. Со мной что-то произошло, когда я впервые тебя увидела. Ты пробудила во мне такой сумасшедший материнский инстинкт, что я не могла спокойно спать по ночам, зная… что ты здесь! Я хотела удочерить тебя. Грезила этой мыслью…

— Отчего же не удочерили? — усмехнулась Стася, маскируя иронией свой шок.

Кострова грустно улыбнулась:

— Я живу не одна. У меня есть муж и сын. И каждый из них тоже имеет право голоса. Я оказалась в меньшинстве, и мне пришлось смириться. Но с тех пор ничего не изменилось. Я воспринимаю тебя… иначе, чем остальных! И мне больно видеть, как ты катишься по наклонной. Я привыкла гордиться тобой!

Стася замолчала, переваривая полученную информацию. Ее раздирали противоречивые эмоции, совладать с которыми она была не в силах.

Увлажнив губы, собиралась сказать, что тоже испытывает к директрисе глубокую привязанность, но с губ сорвалось лишь тихое:

— Я… пойду.

Не дожидаясь ответа, Стася пулей выскочила из кабинета Костровой.

Отойдя в сторонку, приложилась спиной к стене, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. В голове гудело, и плакать хотелось от осознания:

«У меня могла быть семья! Я могла расти в семье!»