Второй шанс. Его дочь

Указывает на нас с Юлей пальчиком и с интересом ждёт реакции Натальи. Но улыбка бабушки меркнет, женщина долго не отвечает, словно она нервничает. Бросает опасливый взгляд сначала в нашу сторону, затем – на своего спутника и очень осторожно произносит, кивая на мужчину:

– Анечка. А я не одна. Я с твоим дедушкой. Он очень хотел бы с тобой познакомиться. А ты… – её голос дрожит, а губы неестественно кривятся, – хочешь с ним познакомиться?

Чувствую, как в кисть впиваются Юлины пальцы. Следы от ногтей уже ноют, но девушка, кажется, даже не осознаёт, что почти повисла на моей руке. По ее ошарашенному лицу я пока не могу ничего понять.

– Ой, – раздаётся счастливый детский голос, – здрасьте!

Анюта повернулась лицом к мужчине и даже приблизилась на шаг, и тут у него с громким лязгом на пол летит вилка.

Дочь реагирует тут же.

– Ой! У тебя вилка упала! – поднимает прибор и смело протягивает «дедушке».

Он некоторое время медлит, а затем принимает вилку, откладывая ее в сторону, и медленно с характерным акцентом произносит:

– Здравствуй, Анечка.

– Тебе новую вилку нужно, – малышка гордо улыбается и нравоучительно произносит, – эта упала, и с неё теперь нельзя кушать. Таааам… микроооообы!

– Да, конечно, я сейчас другую попрошу, – спокойно, рассудительно, осторожно…

Приближаюсь ещё на шаг, намереваясь представиться и поздороваться с парой. Что-то в мужчине кажется мне неуловимо-знакомым… и…

Все мысли неожиданно улетучиваются из головы. Потому что я его знаю.

Только сейчас до меня доходит. Юлия Гурцкая. Гиорги Гурцкая. Отец и дочь. Отец. И. Дочь.

Поражённо вглядываюсь в мужское лицо. И оно вызывает у меня дикое недоумение, шок и острое сострадание.

ЮЛЯ

Я слишком поздно понимаю, что впиваюсь ногтями в ладонь Адама, и тут же отпускаю его руку. Делаю неуверенный шаг вперёд…

Мысли в голове путаются. Это все мама? Она специально папу привела? Сделала по-своему, хоть и знала, что на подобную встречу я вряд ли бы согласилась? Зачем она так? Я оказалась совершенно не готова предстать перед одним из самых близких мне людей. И бесконечно далёких…

Выражение чувств на родительском лице заставляет сердце мучительно сжаться. Неприглушенная боль, неизмеримое страдание, нерушимая горечь. Они так явственно читаются во взгляде папы… у меня просто нет слов. Чувствую, как в носу начинает щипать, а глаза увлажняются, как бы я ни старалась взять себя в руки. Папа… впервые вижу его за последние несколько лет… так близко…

– А я тебя никогда не видела. А почему ты с бабушкой никогда не приезжал? – с удивлением вслушиваюсь я в сбивчивый голос своей малышки и поражаюсь, как ей по-детски искренне и ненавязчиво удалось сказать о самом важном, хоть она вряд ли понимает все, что сейчас происходит. Так легко она произнесла то, о чем ни один из взрослых вокруг не отважился бы заговорить вслух.

Папа медленно поднимается из-за стола, отодвигает стул. Подходит к Ане, присаживаясь, одним коленом упирается в пол. Я очень хорошо знаю родителя и тут же отмечаю: он едва уловимо морщится, как только его колено касается холодной плитки.

Господи… папа так на Аню смотрит… не веря в происходящее… горько… неуверенно и пораженно. Груз ошибок прошедших лет обрушивается на нас двоих одновременно. Вертикальная складка впечаталась между широких, чуть поседевших бровей. Темные глаза покраснели и увлажнились. У отца трясутся пальцы. Я вижу, как он плотно поджал губы, сдерживая бурлящие эмоции… какие горькие… какие же они горькие. Папа резко прикасается подушечками пальцев к глазам, стирая влагу, силясь выдавить из себя хоть слово, безрезультатно стараясь сохранить ровное дыхание.

Слёзы льются по моему лицу неудержимым потоком, я не успеваю стирать соленые дорожки, забывая об испорченном макияже, о том, что на нас подозрительно косятся посетители ресторана… забывая обо всем на свете, я смотрю в любимое лицо, до сих пор не веря, что мы с папой на много лет стали чужими, обоюдно предав доверие друг к другу.

Мама тоже… вытирает глаза салфеткой. Не произносит ни слова. Не вмешивается.

Наконец отцу удаётся взять себя в руки, и он все же с трудом, но находит силы ответить внучке:

– Я даже не представлял себе, какая ты замечательная, Анечка.

Мне больно слышать сбивчивый надрывный голос. Я вижу, папе очень тяжело. Никогда не видела его слез, и укол совести в очередной раз травмирует сердце.

Аня, видимо, начинает смущаться, потому что на пару шагов отходит назад и берет меня за руку. Она не понимает, как реагировать. Все вокруг плачут.

– Мам, – дёргает меня за руку, – бабушка сказала, что это мой дедушка, – добавляет шепотом, как будто никто, кроме меня, ее больше не слышит.

Я не уверена, что Аня правильно понимает значение слова «дедушка» и сопоставляет его с моим папой. Но я, честное слово, не знаю, что ей сказать.

Папа медленно встаёт, выпрямляется. И переводит на меня прибитый взгляд.

– Дочка…

Это слово полностью вышибает все мое самообладание, слёзы так и хлещут из глаз… безостановочно… я пытаюсь ответить хоть что-то, но не получается.

«Не дочь ты мне больше».