Читаем Второй шанс (СИ) полностью

Когда я открыл глаза было уже утро. Внутренности болели, как после хорошего удара битой в живот, в горле пересохло, а кожу стянуло.Неверный свет проникал через окно в палату, заливая все желтизной. За окном стрекотали цикады.Палата была пуста, лишь темная полусфера камеры, прикроватный столик и кровать, на которой я лежал. Скинув с себя одеяло, понял что я совершенно голый, и весь в LCL. Одев тапочки, решил осмотреть палату. На столике лежала моя одежда, чистая, высушенная и запаянная в пластиковый пакет. Под кроватью нашлись новые туфли, полная копия моих. Прохладный, пахнущий хвоей воздух Геофронта смешивался с запахом больницы. Заглянув во вторую дверь в палате, нашел маленький стоячий душ и туалет. Отмыться от LCL оказалось неожиданно трудно. Она слиплась, цементируя волосы и шампунь ее почти не брал. Только раза с пятого колючий торчащий ежик превратился в волосы. Тело отмыть было несравнимо легче. Я вытерся полотенцем, переоделся в свою одежду и вышел из душа. Пока я отмывался от грязи, в палату принесли завтрак: мисо суп, онигири и жареную рыбу. Я говорил что ненавижу мисо суп? Так знайте - его вкус для меня омерзителен. Но все остальное было вкусно, даже добавки захотелось, было бы у кого. Интересно кто еще в здании есть? Уж больно тихо, будто я один тут. Закрыв глаза, расслабляюсь, позволяя ощущениям заполнить меня. Бетон, сталь, и всего лишь 4 человека. Двухэтажная пристройка к штабу была почти пуста. Выглянув из палаты, я увидел пустой коридор с дверью лифта в конце.

От скуки залез с ногами на подоконник и решил рассмотреть Геофронт повнимательнее: рощи гинкго и пиний, перемежаемые зеленой травой и цветами, вымершими миллионы лет назад, золотой свет, создающий ощущение вечного восхода и стены, теряющиеся в дымке. В потолке, источающем свет - огромный темный провал бронеплит, из которого, словно гроздья винограда свисают небоскребы, к которым снизу тянутся ажурные монорельсы и шахты запуска Евангелионов. В озере возле пирамиды штаба купались люди, другие парами и тройками загорали на песке и кушали припасенную еду из корзинок. Идиллическая картина, плотский рай, стоящий на крови. "Так, прочь грустные мысли, - сказал я сам себе,- ныть будешь потом." Помогло. Встряхнувшись, вернулся в палату и взглянул в зеркало. Мрачный четырнадцатилетний подросток, темно-коричневые волосы и синие глаза. В правой радужке выделялась маленькая красная ниточка. Сил удивляться уже не осталось. Надеюсь что в конце я не стану похож на Табриса. На грани восприятия появились два знакомых ощущения. Разберусь потом, угрозы они не несут. Главная проблема в том, что делать дальше. то. что я помню из аниме летит к чертям, ведь реальный мир и мультик - совершенно разные вещи. Ясно одно - Гендо враг. Я не знаю его целей в реальности, но добра от них нечего ждать. Конец аниме я толком не помню, но хорошего мало в том, чтобы все превратились в лужу LCL, значит любой сценарий комплементации не для меня. Мисато для меня потеряна, уж слишком она исполнительна и верила Командующему до самых последних часов. Доктор Акаги знает намного больше, наверное почти все, но влюблена в Гендо, и помощи от нее не жди. Правда, в конце она попытается взорвать НЕРВ, но МАГИ ей не даст. Аска меня бесила в сериале, хотя это реальность, и какой она будет тут - неизвестно. Но ничего, кроме желания лоботомировать она во мне не вызвала. С Аянами все еще сложнее: она беспрекословно подчиняется приказам Гендо, и привязана к нему. Он единственный, кто проявил к ней хоть какие-то светлые чувства, но думаю, они были лишь для того, чтобы привязать ее сильнее. Такой ненависти к себе и желания умереть я еще никогда не встречал у людей. Единственное, что держит ее - приказ Икари Гендо. Я понимаю, что ее нужно защитить, но как? В конце она пожертвует собой для того, чтобы Синдзи стал Богом, но богом я становится точно не планирую. Быть человеком гораздо круче. Слишком много переменных. слишком мало данных. И SEELE, они нас точно в покое не оставят. В Еве можно пережить даже атомную войну, если эти старики ее начнут. Ощущения людей слишком близко. Звякнул лифт, скрипнули колеса каталки, перекатваясь через порог соседней палаты. Наверное это Рей, и кто-то из персонала Геофронта.С легким шелестом дверь палаты открылась и доктор Акаги зашла внутрь. Под глазами мешки, дрожащие руки поникшие плечи. Минимум вторые сутки без сна. Так далеко не уедешь.Поздоровался и продолжил, не дожидаясь ее ответа:

-Доктор Акаги, вы плохо выглядите. Вам бы поспать, или хотя-бы отдохнуть часок.

-Женщинам неприлично говорить о недостатках их внешности. - Зло сказала она. - Хотя Икари и приличия - вещи несочетаемые.Тебе следует завтра в 11-30 явится в 104 лабораторию Исследовательского отдела. Это уровень 27-С.

-Что насчет документов и жилья, доктор Акаги?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Пятеро
Пятеро

Роман Владимира Жаботинского «Пятеро» — это, если можно так сказать, «Белеет парус РѕРґРёРЅРѕРєРёР№В» для взрослых. Это роман о том, как «время больших ожиданий» становится «концом прекрасной СЌРїРѕС…и» (которая скоро перейдет в «окаянные дни»…). Шекспировская трагедия одесской семьи, захваченной СЌРїРѕС…РѕР№ еврейского обрусения начала XX века.Эта книга, поэтичная, страстная, лиричная, мудрая, романтичная, веселая и грустная, как сама Одесса, десятки лет оставалась неизвестной землякам автора. Написанный по-русски, являющийся частью СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ культуры, роман никогда до СЃРёС… пор в нашем отечестве не издавался. Впервые он был опубликован в Париже в 1936 году. К этому времени Катаев уже начал писать «Белеет парус РѕРґРёРЅРѕРєРёР№В», Житков закончил «Виктора Вавича», а Чуковский издал повесть «Гимназия» («Серебряный герб») — три сочинения, объединенные с «Пятеро» временем и местом действия. Р' 1990 году роман был переиздан в Р

Антон В. Шутов , Антон Шутов , Владимир Евгеньевич Жаботинский , Владимир Жаботинский

Проза / Классическая проза / Русская классическая проза / Разное / Без Жанра
Разум
Разум

Рудольф Слобода — известный словацкий прозаик среднего поколения — тяготеет к анализу сложных, порой противоречивых состояний человеческого духа, внутренней жизни героев, меры их ответственности за свои поступки перед собой, своей совестью и окружающим миром. В этом смысле его писательская манера в чем-то сродни художественной манере Марселя Пруста.Герой его романа — сценарист одной из братиславских студий — переживает трудный период: недавняя смерть близкого ему по духу отца, запутанные отношения с женой, с коллегами, творческий кризис, мучительные раздумья о смысле жизни и общественной значимости своей работы.

Дэниэл Дж. Сигел , Илья Леонидович Котов , Константин Сергеевич Соловьев , Рудольф Слобода , Станислав Лем

Публицистика / Самиздат, сетевая литература / Разное / Зарубежная психология / Без Жанра