Второй шанс в Эдене

Лавр с удивлением сознает, что тоже наслаждается прогулкой. Местных животных на Тропикане нет, поскольку суша здесь слишком мала, чтобы поддерживать сложный процесс эволюции. Вместо этого жители привезли с собой множество достойных внимания существ. В здешнем зоопарке земные звери и обитатели других миров рычат и шипят, угрожая друг другу.

Торрейя тащит его к палатке с мороженым, и Лавру приходится занять пару монет у охранников, чтобы оплатить вафельные рожки. До сих пор он никогда не брал с собой денег, они ему были просто не нужны.

Мороженое и долгий солнечный день в обществе Торрейи стали настоящим райским наслаждением.

Лавр просыпается посреди ночи в холодном поту. Имя всплыло в голове – Немезией звали одну из его подружек. Как давно это было? Точной даты он вспомнить не может. Лавр смотрит на лежащую рядом Абелию, дитя с телом настоящей женщины. Она свернулась клубочком, пряди волос упали на лицо. Во сне мелкие резкие черты ее личика кажутся почти ангельскими. Он закрывает глаза и понимает, что не в состоянии даже воспроизвести в памяти ее лицо.

За сорок лет после смерти жены его постель согревали сотни временных подружек. Приходили и уходили, чтобы уступить место более молодым и свежим. Невозможно выделить из этой вереницы кого-то одного. Но Немезия, безусловно, была одной из фавориток, раз его память сохранила эту сцену: девушка, о которой он думает, стояла перед ним под яркими лучами солнца и медленно раздевалась, позволяя серебрящемуся дождю ласкать ее кожу. Но как давно это было?

Будучи сгустком чистой энергии, Лавр странствовал в космосе, подчиняясь лишь своим желаниям и удовлетворяя свое любопытство относительно устройства Вселенной. В пустынных мирах он наблюдал одновременный восход двух солнц. Видел взрыв квазаров. Парил в кольцах газовых гигантов. Исследовал огромные звезды в галактическом ядре.

Он был там в самом начале, когда спиральные пылевые облака сжимались, превращаясь в новую звезду, видел, как из мелких частиц образовывалось семейство планет. Он был там и в самом конце, когда остывающее солнце стало расширяться и его сияние постепенно обретало оттенок янтаря, а потом становилось багрово-красным.

Крошечная белая вспышка в центре просигналила о финальном схлопывании. Нейтронное ядро с ненасытной алчностью поглощало материю и генерировало чудовищные импульсы гамма-излучения.

Конец наступил быстро, в течение часа схлопывание поглотило все, до последнего перегретого иона. Финальный катаклизм заслонила черная дыра.

Лавр долго еще парил над границей пустоты, гадая, что находится за ней. Врата в иную Вселенную. Истина.

Он улетел прочь.

Торрейя признается, что еще никогда не выходила в море, и тогда Лавр везет ее по спокойным водам залива на своей великолепной двухмачтовой яхте. Под парусами они огибают разбитый грузовой модуль, оставшийся посреди бухты. Это огромная коническая капсула, рассчитанная на вход в атмосферу и доставку тяжелого оборудования для первопроходцев еще до строительства космопорта, которое было закончено два столетия назад. Спускаемый груз удалось спасти, а сам корпус никого не интересовал. Теперь его темная титановая громада выступает над водой на пятьдесят метров, а открытые верхние люки стали пристанищем для чаек и других птиц, завезенных людьми в этот мир. По ночам на носовом конусе вспыхивают яркие огни, помогающие кораблям войти в гавань.

Торрейя перегибается через планшир и опускает руку в теплую воду, всем своим видом выражая мечтательное удовлетворение.

– Как хорошо, – говорит она. – И вчера, в зоопарке, тоже было чудесно. Спасибо, Лавр.

– Не за что, – рассеянно отвечает он, все еще находясь во власти печальной тающей улыбки и длинных рыжих волос.

Торрейя хмурится, огорченная небрежным ответом, но сразу поворачивается к идущим рядом шлюпам и их экипажам, суетящимся на палубах, и прищуривает глаза. Лавр приказывает капитану сделать еще один круг. По крайней мере, девочке прогулка доставляет удовольствие.

Насколько Торрейя понимает, генетик – это доктор, который берет какие-то анализы. Она позволяет ему взять образец крови, а потом слоняется по кабинету, откровенно скучая в этом помещении, интересном только для взрослых. Райкер, захваченный волнением, передавшимся от Лавра, замирает на своем шестке.

Подозрения крепнут, как только Лавр подключается к файлам своего мажордома. Немезия жила в его резиденции одиннадцать лет назад.

Он садится в кожаное кресло с высокой спинкой за стол из розового дерева, не в силах шелохнуться под гнетом ожидания. Генетик целую вечность возится с программами в своем секвенсере и близоруко щурится на разноцветные графики, пляшущие на компактном голографическом экране устройства.

Наконец он поднимает голову. Безмятежное до этого момента лицо выражает крайнее удивление.

– Вы родственники, – объявляет он. – Прямое родство. Вы ее отец.