Второй сон

Он принес из кабинета сумку, плотно закрыл дверь, перекрестился и вернулся в гостиную, чтобы дописать свою речь. После открытий, совершенных им между первым и вторым сном, это стало куда более сложной задачей, и следующие два часа он провел в попытках увязать учение Церкви с тем, что узнал об отце Лэйси. Он грел руки своим дыханием. Выкуривал трубку за трубкой. Время от времени он прерывался, чтобы выглянуть в окно. Светлее за ним не становилось. Наоборот, становилось темнее. В конце концов пошел дождь – не вчерашняя морось, больше похожая на водяную дымку, а натуральный ливень, который барабанил по крыше и превращался в водопады, перехлестывавшие через края водосточных желобов.

Агнес все утро сновала между кухней и церковью с тарелками в руках. В конце концов она принесла ему свечу. Вдруг издалека донесся глухой рокот, раскатившийся по всей долине.

Фэйрфакс вскинул голову:

– Гром?

– Да откуда ж взяться грому без молнии, преподобный отец. Это в каменоломне что-то взрывают.

– В такую непогоду?

Экономка ничего не ответила. Взгляд ее был прикован к чему-то за окном. Из боковой калитки в кладбищенской ограде выходили пятеро мужчин, пригибая головы в капюшонах, чтобы защититься от дождя. Четверо, одетые в темные воскресные костюмы, явно чувствовали себя не в своей тарелке; на пятом был красный стихарь алтарника. Они торопливо пересекли дорожку и двинулись по направлению к дому.

– Ну вот, пришли за ним. Уже почти пора.

Агнес пошла открывать дверь. До Фэйрфакса донеслись голоса – почтительно приглушенные – и топот сапог у порога: пришедшие старательно стряхивали с подошв грязь и воду. Потом на лестнице послышались тяжелые шаги. На пороге вновь показалась Агнес, за ее спиной стоял облаченный в красное служитель. Фэйрфакс поднялся на ноги.

– Преподобный отец, это Джордж Кифер, наш причетник.

Она отступила в сторону, чтобы дать ему пройти.

Фэйрфакс мгновенно узнал эту лысую голову с родинкой в форме полумесяца. Кифер протянул руку.

– Выходит, вы все-таки отыскали нас, преподобный отец.

– В конечном счете да.

Фэйрфакс пожал его широкую влажную ладонь.

Агнес с изумлением воззрилась на них.

– Вы знаете друг дружку?

– Встретились вчера на дороге, – пояснил Фэйрфакс.

– Я бы сам вас проводил, – сказал Кифер, – да не поспел бы шерсть на мануфактуру отвезти. – Сверху послышался стук молотка, и он вскинул глаза к потолку. – Я сказал, чтобы гроб заколачивали. Он пролежал тут неделю, и все, кто хотел с ним попрощаться, уже это сделали. Верно, Агнес?

– Ты у нас причетник, Джордж, – холодно ответила та.

Из-за лысины определить возраст Кифера было сложно. Вне всякого сомнения, он был моложе, чем казался. Наверное, между двадцатью и тридцатью. Впрочем, сколько бы лет ни было Киферу, Фэйрфаксу очень не понравилось поведение служителя: захотелось отчитать его за вчерашнюю неприветливость, особенно если учесть, что тот был причетником, а он, Фэйрфакс – рукоположенным священником. Следовало догадаться, что Фэйрфакс едет хоронить отца Лэйси. Однако приглушенный стук молотка наверху напомнил о том, что у него есть дела поважнее, нежели защита своего оскорбленного достоинства.

– Что ж, мистер Кифер, полагаю, нам стоит обсудить панихиду. – Он сверился со своими записями. – Я выбрал два гимна: «Из сердца нашего Отца» и «Твердыня наша – вечный Бог». Но, может, отец Лэйси предпочитал другие песнопения?

– Да кто ж его знает, – пожал плечами Кифер.

– Тогда решено. А читать будем Первое послание к Коринфянам: «Не все мы умрем, но все изменимся». Это соответствует традиции и подобает случаю.

– Как скажете.

– Кто будет читать?

Кифер почесал голову:

– Леди Дарстон наверняка придет. Дарстоны по традиции занимают первый ряд. Она хорошо знала старика.

– Отлично, тогда попросим леди Дарстон. Возможно, еще кто-нибудь пожелает произнести речь?

– Мы тут к речам не слишком привычны.

Конец их разговору положил похоронный звон церковного колокола. Если в христианском мире и существовал более безрадостный звук, Фэйрфакс от души надеялся никогда его не услышать. За каждым приглушенным ударом следовал интервал в три-четыре секунды, затем он раздавался снова – плач по умершему: настойчивый, неотвратимый, беспощадный.

– Сколько сейчас времени, миссис Бадд? – спросил Фэйрфакс.

Та оглянулась на часы в коридоре:

– Без четверти одиннадцать, преподобный отец.

– Пора начинать. Оставьте меня одного, пожалуйста.

Когда они удалились, Фэйрфакс открыл сумку и достал свое облачение. Натянув через голову белый стихарь, он обеими руками разгладил его, проведя руками до лодыжек. Потом накинул зеленую с золотом ризу, развернул столу, поцеловал ее и обернул вокруг шеи. Фэйрфакса рукоположили только в прошлом году, на Михайлов день; на мгновение его одолела нервозность, которую он немедленно подавил. Если он не в состоянии провести самую простую службу в захудалой деревушке, о какой карьере священника вообще может идти речь? Он сложил в стопку молитвенник, Библию, свои записи и вышел в коридор.