Второй том «Мертвых душ». Замыслы и домыслы

К аналогии между «Мертвыми душами» и «Божественной комедией» вновь возвращается И. А. Ильин в лекции о Гоголе, прочитанной им в 1944 году на немецком языке в Цюрихе[585]. Но особенно широкое распространение теория следования Гоголем модели «Божественной комедии» получает в критике с конца 1950‐х годов, бытуя также и в наши дни. Поддержана она была в работах Н. Л. Степанова, Д. Е. Тамарченко, В. Б. Шкловского, А. А. Илюшина, П. Г. Паламарчука, Е. А. Смирновой, Р.‐Д. Клуге, Г. Хьетсо, М. М. Дунаева, Н. Перлиной, М. Н. Виролайнен, А. Х. Гольденберга, О. Мальцевой, Н. В. Лесогора, С. Г. Бочарова, Л. Г. Александрова, А. С. Янушкевича, С. Евдокимовой, В. Страды, А. А. Кораблева и др.[586]

Среди тех, кто в более поздние времена отринул версию о жанровом и композиционном следовании Гоголя Данте, можно назвать А. А. Елистратову, резонно указавшую на то, что мы в настоящее время «не располагаем документальными данными о том, в какой мере сам Гоголь мог сознательно (так, как это делал Бальзак) обращаться в своем воображении к плану, идеям и образам „Божественной комедии“, работая над „Мертвыми душами“»[587], – а также Д. П. Николаева, И. А. Есаулова и С. А. Фомичева[588], поставивших под сомнение версию о существовании российской «Божественной комедии».

И все же, возвращаясь к тому соположению «Мертвых душ» с «Божественной комедией», которое, надо признать, все еще доминирует в нашей (и не только нашей) литературной критике, отметим свойственные ему две тенденции. С одной стороны, существующее a priori представление о дантовском субстрате «Мертвых душ» побуждает критиков искать прямые аналогии и реминисценции из Данте в гоголевском тексте. Заимствования из Данте обнаруживаются в особенности в первой главе с ее пейзажным зачином, где карабкающиеся «по всей горе, от низу до верху» деревья и кустарники «невольно ассоциируются с движением грешных душ по необыкновенно крутой горе во второй кантике „Божественной комедии“»[589]. Соответственно и венчающие у Гоголя гору золотые кресты церкви могут быть истолкованы как соотнесенные с расположенным на вершине горы у Данте земным раем.

Так и выражение «земной рай», метафорически перенесенное на само имение Тентетникова («Что яркости в зелени! что свежести в воздухе! что птичьего крику в садах! – рай, радость и ликованье всего!»), отвечает, по мысли одного из исследователей, переходу «от мрачного подземелья Ада к открытой солнцу горе Чистилища» в «Божественной комедии»[590].

Генетической памятью «Божественной комедии» был маркирован, по мнению С. Г. Бочарова, и переход от первого тома «Мертвых душ» ко второму: