Второй удар гонга

– Я… заставляю вас действовать? Нет, вы к себе несправедливы. Вы всегда сами прекрасно знали, что делать и почему, и прекрасно знали, зачем.

– Но без вас я ничего этого не знаю.

– О нет, – сказал мистер Кин. – Я тут совершенно ни при чем. Я всего лишь – и я говорил это не раз, – я всего лишь случайный прохожий. Не более того.

– И сегодня вы случайно оказались в этой деревушке.

– А вы разве нет? Наверняка вы собирались куда-то совсем в другое место. Или я ошибаюсь?

– Я собрался в гости к старому другу. Другу, с которым не виделся много лет. Он постарел. Стал чуть ли не инвалидом. У него был удар. Сейчас он вроде бы оправился, но ведь никогда не знаешь…

– Он живет один?

– Нет, теперь нет, и я очень рад. Семья его вернулась из-за границы, то есть то, что осталось от семьи. Вот уже несколько месяцев они живут все вместе. Я рад, что наконец можно приехать и увидеть их всех. Тех, кого я, так сказать, уже видел, и тех, кого еще нет.

– Вы имеете в виду детей?

– Детей и внуков. – Мистер Саттерсвейт вздохнул. На мгновение ему стало грустно оттого, что у него самого ни детей, ни внуков, ни правнуков. Жалел он об этом далеко не всегда.

– Здесь прекрасно варят кофе по-турецки, – сказал мистер Кин. – Очень хороший кофе. Остальное, как вы и сами изволили догадаться, малосъедобно. Тем не менее глоток кофе никогда не помешает, не так ли? Давайте-ка выпьем по чашечке, ибо, насколько я понимаю, вы вот-вот продолжите свой поход по местам воспоминаний или там чего-то еще.

На пороге появилась черная собачонка. Она подошла и села возле стола, глядя на мистера Кина.

– Это ваша собака? – сказал мистер Саттерсвейт.

– Да. Разрешите представить, Гермес. – И он потрепал собачонку по голове и сказал: – Кофе. Пойди попроси Али.

Гермес поднялся и скрылся в открытой двери, которая вела в заднюю половину. Донесся резкий, отрывистый лай. Вскоре пес снова появился, и следом за ним шел молодой человек, очень смуглый, в ярко-зеленом пуловере.

– Кофе, Али, – сказал мистер Кин. – Два кофе.

– Кофе по-турецки. Так ведь, а, сэр? – Али улыбнулся и исчез.

Пес снова сел возле стола.

– Расскажите же, – сказал мистер Саттерсвейт, – расскажите, где вы были, что делали и почему не показывались так долго.

– Я ведь уже сказал, для меня время мало что значит. Я прекрасно помню – и, надеюсь, вы тоже, – по какому случаю мы виделись в последний раз.

– Очень был трагический случай, – сказал мистер Саттерсвейт, – не люблю о нем вспоминать.

– Вы называете трагедией смерть? Но смерть не всегда трагедия. Мы как-то об этом уже говорили с вами.

– Да, – согласился мистер Саттерсвейт, – возможно, та смерть – та, о которой мы тогда говорили, – и не была трагедией. Тем не менее…

– Тем не менее самое важное в жизни – это сама жизнь. Разумеется, вы правы, – сказал мистер Кин. – Разумеется. Сама жизнь. Хочется, чтобы человек, молодой, счастливый или который мог бы стать счастливым, жил. Конечно, всем нам этого хочется. И потому, если потребуется, мы обязаны спасти жизнь.

– А не могли бы вы потребовать что-нибудь такое от меня?

– Я? Разве я могу что-то от вас требовать? – Длинное печальное лицо мистера Харли Кина озарилось светлой улыбкой. – Никогда не стал бы от вас ничего требовать, мистер Саттерсвейт. Никогда. Вы и сами все знаете, все видите, знаете, что нужно сделать, и делаете. Я тут совершенно ни при чем.

– О нет, при чем, – сказал мистер Саттерсвейт. – И вы меня не переубедите. Но все-таки расскажите, где вы были все эти годы, которые, по-вашему, имеют так мало значения, что их и временем не назовешь.

– Везде понемножку. В разных странах, на разных широтах, в разных историях. Но почти везде, как всегда, я был случайный прохожий. Так что, по-моему, было бы куда правильнее, если бы рассказывать стали вы, и не о том, что сделали, а о том, что собирались. Вернее, куда собирались, с кем хотите увидеться? Какие они, ваши друзья?

– Разумеется, расскажу. С удовольствием. Я и сам хотел. Вы, кажется, знакомы. Знаете, всегда, если много лет не встречал человека, если потерял его из виду, а потом хочешь восстановить старую дружбу, то нервничаешь перед первой встречей.

– Вы правы, – сказал мистер Кин.

В маленьких чашках с восточным узором Али принес кофе по-турецки. С улыбкой он поставил их перед гостями и удалился. Мистер Саттерсвейт сделал небольшой глоток и остался доволен.

– «Сладкий, как любовь, черный, как ночь, и горячий, как адский огонь». Кажется, это сказал какой-то арабский поэт, не так ли?

Харли Кин улыбнулся и кивнул.