Трудно ли, не трудно ли давались первые километры, но уже недели через две мы втянулись в пробежки, чувствовали после них приятную легкость. После них мы вместе со старшиной шли в полковую столовую на завтрак, умно рассуждали по дороге о разных житейских делах. И как-то раз он уважительно и значимо произнес:
— Сила человека — в земле и в людях, товарищ лейтенант. Древний герой Антен тоже черпал силы у земли и у народа.
— Антей, — поправил я.
— А сущность та же, — и поощрительно, с высоты возраста и жизненного опыта похлопал меня по плечу.
В тот день полегчало, вроде отдых себе устроил, сбросив тяжелую ношу на обочину. Но полегчало только до вечера. Потому что после ужина заявился в казарму старший лейтенант Лева Вях, чистенький, гладенький, наш комсомольский секретарь.
— Ты напиши объяснительную, — сказал он. — И кайся побольше. Сам понимаешь, повинную голову...
— В чем виноват — призна́ю, — ответил я. — Но и добавлю кое-что. Насчет сокрытия случаев нарушения дисциплины.
Лева рассмеялся:
— Ты не того? Каких таких «случаев»?
— Зарифьянов, например, во взводе Гольдина...
— Ну, даешь, Леонид! «Сам тону и за собой тяну» — так, что ли? — придвинулся ко мне вплотную. — Спрашивают с тех, кто попадается, сам понимаешь. Ты давай пиши так, как положено, а мне бежать надо.
Ему все время надо было куда-то бежать. Поглядишь на человека — самый занятый во всем полку. И от нарядов его почему-то освободили, как будто он не такой же, как все, офицер. Вях все время что-то организовывал, договаривался на выходные дни о всяких встречах, приводил знатных, никому не известных людей, которые долго читали по бумажкам с трибуны об успехах и достижениях. Потом он вел их с заднего хода в столовую на ужин, неся как самую большую драгоценность пухлый портфель. А на другой день скромно сообщал сослуживцам, будто докладывал:
— Дружба состоялась, сам понимаешь, — и после развода опять торопился куда-то.
— Ты очень-то не переживай, — сказал он мне в тот вечер уже от дверей. — Мы уже с Гольдиным обговорили сценарий. Все будет в порядке.
Я вспомнил об этом, шагая рядом с Сергеем через поле. Падал ленивый снег, редкий и мохнатый, как пух. Впереди мелькали тусклые огоньки нашего поселка. Нехотя и беззлобно потявкала в той стороне собачонка. Поле перешло в огороды, разделенные межой. Тропа сузилась, и я приотстал от Сергея. В начале улицы он подождал меня, спросил все с той же извинительной интонацией:
— Может, тебя заседание комитета беспокоит? Плюнь? Поставим на вид, и все. Уже договорено.
— Не нуждаюсь в ваших поблажках, — ответил я почти равнодушно.
Заседание комсомольского комитета состоялось примерно через неделю.
— Расскажите, Леонид Андреевич, как все произошло, — официально предложил Вях.
Я рассказал, как ехали, как заплутались. С сознанием правоты признал, что виноват в этом только сам. Сделал паузу, собираясь с мыслями, чтобы перейти к самому сложному: почему глупо вел себя в командирской палатке. Но не успел. Вях спросил членов комитета:
— Какие будут вопросы к Дегтяреву?
Вопросов некоторое время не было. Потом вдруг, вот уж никак не ожидал, встал Марченко:
— Скажите, с какой целью вы каждое утро проводите с подчиненными кроссы?
Я даже растерялся: при чем здесь кроссы? Потом смутно уловил смысл вопроса своего подчиненного, понял, что он кидает мне веревочку. Его, конечно, не посвятили в то, о чем «договорено», и он переживает за меня, боясь, как бы не влепили по всей строгости.
— Готовимся к весенней проверке, — ответил я.
— Какие обязательства взял расчет станции кругового обзора? — спросил сам Вях.
— Повышенные, — автоматически доложил я и, спохватившись, перечислил по пунктам.
— У кого еще есть вопросы?
Гольдин молчал, поглядывая в окошко. Там было пусто и голо, только чернели столбы для будущего дощатого забора, который отгородит наш городок от колхозного поля. Досок не было, и Лева Вях выбивал их на каком-то предприятии, крепя с его активистами дружбу. Мне показалось, что возле ближайшего к окну столба мелькнул Гапоненко. Но я тут же решил, что почудилось, потому что нечего ему было делать возле штаба.
— Вопросов нет? — словно подводя черту, уточнил Вях. — Переходим к выступлениям. — И сам начал с того, что вспомнил вопрос Марченко и отметил инициативу лейтенанта Дегтярева (нейтрально так сказал, словно не обо мне, сидевшем тут же, речь) в подготовке личного состава к сдаче экзаменов по кроссу. Потом, как и положено, прозвучало: «Однако следует отметить...» Закончил Вях предложением «вынести взыскание — поставить на вид». Его тут же поддержал Гольдин. Без выступления, одной лишь фразой. Все, как и планировалось, о чем мне Сергей сказал по дороге из полка домой.
Оказывается, и тут можно договориться. Двоим, троим — вот и общественное мнение. И о Зарифьянове ли вести теперь речь? Мне что, больше всех надо? «На вид» — это, конечно, мало, я понимал. Пожалели Лева с Сергеем. А может, не пожалели, а купили? Чтобы не вякал лишнего, не принес ненужных хлопот.