Читаем Второй вариант полностью

Ее волнение подействовало на меня успокаивающе. Все встало на свои места: и то, ради чего я сюда явился, и уговоры мои в защиту подчиненного, а соответственно и поведение.

— Так сделайте что-нибудь, лейтенант! — повторила она.

Мы стали союзниками, я это ощутил. И слова мои она принимала как должное. Любовь — дело личное, говорил я, а вот помочь мне Раиса должна. Вернее, не мне, а хорошему человеку Алексею Гапоненко. Я даже рассказал ей, какие у него золотые руки, а кроме всего прочего есть еще и шестое чувство, которое дается не каждому человеку, а если кого выберет — то считай за дар божий.

К концу разговора в комнату заглянула толстая женщина. Узнав, в чем дело, напустилась на Раису:

— Я тебе говорила! Я тебя упреждала! Что парню голову морочить? И работящий, и добрый, и сирота. У-у, малахольная!..

Был уже вечер, когда я уходил с фермы. Дорогу пересекли тени от столбов, хотелось через них перешагивать. На снегу, казалось, была рассыпана бронзовая крошка, которая тускло поблескивала в свете серпастого месяца.

Шел и чувствовал странную близость с Гапоненко. И у него тоже любовь. И он тоже получил отказ. А я разве получил отказ? Я вообще ничего не получил. Даже самой крохотной записочки. А у Алексея все еще поправится. Дам ему в субботу увольнительную... Мне никто не даст увольнительную.

Можно смотреть только под ноги, на дорогу. И сразу ничего не будет: ни фермы, ни столбов, ни деревни, где мы живем с Гольдиным... Есть дачный поселок. Вон за тем поворотом меня ждет Дина. И нет мартовского снега. На обочинах ромашки. «Любит — не любит, любит — не любит».

Поворот, все ближе, ближе. Стоп. Впереди тусклые огни. Третий дом с краю — наш. Приду, открою дверь. «Я приехала, Леня...» Приду, открою дверь. Сергей спросит: «Ты что так поздно?» Все-таки я ему скажу. Теперь буду говорить много. Хватит внутренних монологов! А он пусть слушает. «Был у тебя друг, Сергей. Хочешь, чтобы он им остался? Была Лидуха, была Ольга. Ничего не будет больше, Сергей!»

Он был дома. Квадрат от освещенного окна ровно покоился на снегу. Я шагнул в него, собираясь стукнуть в стекло, и замер. На занавеске четко обозначилась тень. Это была не Сережкина тень. Я узнал: ее. Так же коротко пострижены волосы, тот же профиль. Я бросился к калитке, ворвался во двор, толкнул дверь и, кажется, барабанил до тех пор, пока испуганный голос хозяйки не окликнул изнутри:

— Кто? Кто?

— Приехала? — шепотом спросил я.

— Приехала, сынку. Второй час с Сережей разговаривают.

«Чего же он не прибежал? — мелькнула мысль. — Хотя откуда он знал, что я на ферме?»

Я шагнул в комнату и остановился у порога. Мне навстречу поднялась... Ольга.

— Здравствуй, Антилопа, — растерянно произнес я и опустился на табурет прямо у двери.

— Ты чего как не дома? — хохотнул Сергей. — Приглашай, Оля, к столу.

— Так, так, — пробормотал я и снял шинель.

— А я, знаешь, что решила? — рассказывала чуть позже Ольга. — Поеду, посмотрю. Вся уже измучилась из-за него. Совсем чужой стал. Даже в письме по имени-отчеству: «Как ты там поживаешь, Ольга Александровна?» Так и решила, приеду и скажу: «Любишь — не морочь голову! Надо ждать — буду ждать, сколько хочешь! Не нужна тебе, завербуюсь куда-нибудь к синим зайцам...»

Я слушал ее, смотрел на нее и. не мог поверить глазам. Где та девчонка, что следила за Сережкой робким взглядом? Что ловила каждое его слово и не решалась даже мало-мальски возразить ему? Как он там говорил про посох удачи? Это терпение-то — посох удачи? Фига с два! Вот и Сергей убедился, что терпение не может быть бесконечным. Потому что оно не есть природное состояние. Он же сам говорил, что в природе все должно быть естественно.

А естественно, оказывается, не за тысячи километров, а тут, в избе у тети Маруси! Вот оно, естество, приехало и сидит рядом с Сергеем на кровати. И покачивает беззаботно ногами. Боюсь, что так просто оно отсюда не уедет. Что ж, успеха тебе, Антилопа!

Ночевать я ушел в казарму. До глубокой ночи сочинял письмо в Уфу, а потом писал стихи. Помню последние строки:

А вчера, во время тревоги,Разбудили вьюгу косматую.До рассвета старая дрогла,Все пытаясь успеть за солдатами.Утром медленно падал снег.Я увидел тебя во сне...

За окном действительно падал снег. Тишина была мирная и спокойная. Прошла смена часовых, и она вписалась в ту тишину. Потом со стороны автопарка донесся шум мотора, дежурный ехал проверять дальний караул. И это не нарушило тишины. Она была такой уверенной и прочной, что поглотила все земные шорохи.

 

Через неделю полком сыграли Сережкину свадьбу. Назвали ее почему-то комсомольской, хотя комсомольцев на ней было пять человек. Тамадой был вездесущий Лева Вях. Распоряжался, предоставлял слово. Сначала его слушались, а потом свадьба пошла по своим, неписаным законам.

Первым речь держал замполит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии