Второй вариант

Значит, уже что-то сломалось в нем, значит, принял для себя или уже готов принять единственно правильное решение. Новиков представлял, чего стоило Малангу решиться на такие контакты. Наверняка и сомневался, и колебался. Впрочем, не один он был такой, разве что в числе первых среди многих. Новиков видел таких и разговаривал с ними во время джирги. Они чистосердечно признавали свои заблуждения, клялись в том, что искупят свою вину перед народом. Некоторые из них заявляли о готовности создать отряды самообороны и уже начали их создавать.

Когда он ближе знакомился с биографиями этих людей, то поневоле начинал им в чем-то сочувствовать, понимая, насколько же все для них было сложно и запутано. Как, например, для двадцатилетнего Насруллы.

Он — сын вождя одного из племен хазарейцев и сам вождь. Начальное образование получил в родном кишлаке Уруз-Гани, лицей закончил в городе Мазари-Шариф. Одет в серый европейский костюм, поверх которого наброшен зеленый халат.

Новиков собирался задать ему всего лишь два вопроса: почему он поднял свое племя против народной власти (а под его рукой было ни много ни мало, а двадцать тысяч человек) и что побудило его примириться с властью и даже начать борьбу против душманских банд? Но оказалось, что на простые, как ему казалось, вопросы нельзя ответить просто. Все взаимосвязано: история народа, обычаи, родоплеменные отношения и, наконец, перехлесты, перегибы со стороны отдельных представителей власти (а разве кто застрахован от них в такой круговерти событий?) в самые первые послереволюционные годы.

Хазарейцы были при старом режиме самой презренной нацией. Потому они и селились обособленно, вдали от больших городов, испытывая глухую вражду к власть держащим. Саурская революция прошла без их участия и сочувствия: какая разница, кто у власти. Однако она втянула и хазарейцев в водоворот событий. Не учитывая родоплеменного уклада, вторглась со своими новыми законами, принять которые сознание еще не было готово. Старый вождь — отец Насруллы — воспринял их как еще одно посягательство на племя и на его личность. Однажды вечером его вызвали из дома. Больше он не вернулся... Его брат, Гулям-Мамад, разослал по кишлакам гонцов: племя кровно обижено, обычай велит отомстить! И, взяв оружие, все ушли в горы...

Шло время. То одна, то другая весть проникала в их замкнутый мир с больших дорог: дехкане в Пули-Хумри создали рисовый кооператив, и государство помогло им семенами; объявлена амнистия тем, кто явится с повинной; в правительство вошел представитель хазарейцев и даже якобы возглавил кабинет министров... Это последнее было так нереально, что решили проверить слух, послали скрытых ходоков прямо в Кабул. Вернувшись, те подтвердили: все правильно...

Свой рассказ Насрулла закончил тогда самым неожиданным образом:

— Хочу побывать в Узбекистане и Таджикистане.

— А почему не в Москве? — полюбопытствовал Новиков.

— В наше племя пришли много узбеков и таджиков. Я хочу посмотреть на родине их отцов, что такое колхоз... Если это хорошо, стану большим председателем, а мои братья — председателями поменьше...

Новая жизнь всегда рождается в муках. И как бы ни было тяжело матери, она всегда тянет руки к своему ребенку. Так и мать-республика протягивает руки своим детям, не забывшим ласку родной земли.

Сдвиг в мировоззрении людей, стабилизация положения в стране вызывают ярость главарей контрреволюции и, пожалуй, еще большую — у тех, кто ее вдохновляет. Не случайно же государственный секретарь США Шульц, побывавший в Пакистане и посетивший учебные лагеря афганских контрреволюционеров под Пешаваром, сказал им: «Мы с вами». Пешаварскую банд-квартиру осчастливил своим визитом и сам шеф Пентагона Уайнбергер. Наверное, это логично, потому что искусству убивать, взрывать, грабить учат в этих лагерях и американские инструкторы. Тот же Насрулла и большинство участников джирги получили военную подготовку под Пешаваром. Как, впрочем, и Маланг, пригласивший для большого разговора Цагол-Ахмата.

После вопросов и ответов Маланг, как гостеприимный хозяин, накрыл в затишке под скалой стол, в качестве которого был приспособлен большой плоский камень. Поставил несколько целлофановых пакетов с вонючим самогоном. Объяснил, что для себя решение он уже принял, но не сказал какое.

Все казалось Новикову нереальным, каким-то приключенческим сном с его участием. Банда, главарь, которому он задавал вопросы, и тот охотно отвечал.

— Как вы добываете оружие? — спросил его Новиков.

— Из Пакистана. Через Парачинар. Посылал своих людей...

— Подрывали ли вы советскую технику?

— Да. И сожалею об этом. Подорванный танк стоит сто тысяч афгани.

— А кто платил?

— Люди из штата Гульбеддина в Пешаваре...

Вот и весь стратегический секрет: деньги!

Новиков спросил:

— Знаете, откуда эти деньги?

— Знаю.

— Даже по сообщениям западной печати, США и их партнеры по грязным делам истратили на необъявленную войну в вашей стране больше двух миллиардов долларов. А в кого летят пули, кого разят мины?.. — И Новиков рассказал Малангу об оставшемся без руки мальчике Удуте.