Второй выстрел

В этой своей газете отец, по-моему, чувствовал себя полным хозяином. Ее финансировал банк моей матери, но мать ни в газетные его дела, ни в прочие давно не вмешивалась. Вообще, если и была на свете женщина, абсолютно равнодушная к его чарам, так это моя мать. Я понимаю, что это звучит дико — и тем не менее это так. То есть я, конечно, не знаю, с чего и как у них начиналось — возможно, двадцать лет назад все было иначе. Но… сомневаюсь я что-то. Уж очень непохоже… Она со мной воспоминаниями, разумеется, не делилась. Совершенно случайно я узнал, что в юности у нее был страстный роман, а потом ее возлюбленный погиб в автокатастрофе. Это кое-что объясняло. Думаю, что дело было примерно так. Она долго не выходила замуж, а в тридцать лет спохватилась, что рискует остаться не только без мужа, что ее, очевидно, не пугало, но и без детей, что ее решительно не устраивало. Тогда-то и подвернулся мой отец. А вообще-то я не знаю, так оно было или не так. В конце концов, это не важно. А важно то, что на том этапе, о котором идет речь, они относились друг к другу с полнейшим безразличием.

Почему отец на ней женился — тоже загадка. Сильно сомневаюсь, чтобы там были нежные чувства. Скорее что-то сугубо практическое. Правда, тогда еще не было ни спортклубов, ни банка, но зато был отец-академик (да, мой дед — академик), роскошная по тем временам квартира и дача. Вполне достаточно… А мой отец, между прочим, приехал из города Куйбышева, ныне Самары, и наверняка уже тогда был одержим растиньяковской идеей.

Теперь я подхожу к крайне неприятной для себя теме — к нашим с ним отношениям, которые гораздо больше напоминали отношения вежливых соседей по коммуналке, чем отношения отца с сыном. Слыхал я, что бывают равнодушные отцы, но такого, как мой, ей-богу, поискать. Я не помню, чтобы он когда-нибудь спросил меня, как дела, и вообще — проявил ко мне хоть какой-нибудь интерес. В свое время я из-за этого немного попереживал, но больше как-то так, для порядка — когда видел чьих-нибудь заботливых отцов или читал о них в книжках. На этом фоне мне становилось ясно, что с моим отцом что-то не то. Может быть, не было бы материала для сравнения и мне, вполне возможно, ничего подобного и в голову не пришло — до такой степени я привык без него обходиться. Теперь что-то в этом роде, по-моему, переживает Петька, но, к счастью, у него на удивление легкий характер. Кстати, появление Петьки — одна из самых больших загадок семейной жизни моих родителей. Видимо, мать с самого начала собиралась иметь двух детей. Иногда мне представлялось, как они приходят к нотариусу и подписывают брачный контракт, в котором четко указано: «детей — двое».

Меня много раз подмывало уйти из дому и поселиться где-нибудь в другом месте. Для этого, понятно, пришлось бы бросить университет и найти работу. Мешало природное благоразумие, а может, малодушие — не знаю, это как посмотреть. Во мне вообще много здравого смысла, хотя тот, кто видел меня тем летом, вполне мог бы в этом усомниться. Однажды я брякнул матери, что мне неприятно жить на отцовские деньги. Она удивленно подняла брови и сказала: «Но это не его деньги, Володя. Это мои деньги. Совсем другое дело. Живи спокойно». В общем, я решил не дергаться и потерпеть еще четыре года — до диплома.

Следующий по очереди — Петька, о котором почти нечего писать. Существо на редкость веселое и доброжелательное, неизвестно в кого.

Петькин «наставник», Саша, попал к нам в дом по рекомендации кого-то из знакомых. К этому моменту он окончил три курса мехмата, после чего, по неизвестным причинам, ушел в академку. Он был высокий, худой, длинноволосый и мрачный. Насчет последнего, впрочем, я не вполне уверен. Не исключено, что мрачен он был только в присутствии взрослых, а наедине с Петькой вел себя совсем по-другому — иначе с чего бы Петька так к нему привязался? Ко мне он относился без особого интереса, а моих родителей, по-моему, просто не любил. Почему — не знаю. Возможно, тут было что-то социальное, скажем, ему не нравилось его «гувернерское» положение или что-нибудь в этом роде. С другой стороны, его же никто насильно не тянул… В общем, не знаю, чужая душа, как известно — потемки.