Второй выстрел

В тот день я должен был съездить в город по делам, не имеющим к этой истории никакого отношения. Я собирался переночевать и вернуться на следующий день. Отец еще накануне сказал, что у него будет ко мне поручение. Что-то надо было кому-то отвезти. Перед самым отъездом я зашел к нему в кабинет, чтобы забрать это «что-то». Отец сидел за столом, неподвижно уставившись в стену, с видом человека, решающего сложную задачу. В левой руке он держал листок, мелко исписанный с обеих сторон. При моем появлении он поспешно сунул его под стопку лежавших на столе бумаг. Впрочем, это не совсем точно. Не при моем появлении, а только после того, как я кашлянул. До того он пребывал в странном оцепенении и попросту меня не заметил. Я кашлянул, он припрятал бумажку и вопросительно уставился на меня.

— Ты хотел, чтобы я что-то отвез в город, — напомнил я.

— В город? — нахмурившись, переспросил он. — Ах да, в город! Нет, не надо. Я думаю… Я, наверное, сам поеду… Может быть, завтра…

Мне показалось, что он обращается не столько ко мне, сколько к самому себе.

— Ладно, — сказал я. — Как тебе удобнее. Тогда всего хорошего.

— Постой! — внезапно встрепенулся он. — Скажи… ты умеешь расшифровывать анаграммы?

— Анаграммы? — удивленно переспросил я. — Не знаю… Наверно, могу, если нужно. А что? Вообще-то по этой части Сонька большой специалист…

Ей-богу, он прямо-таки подскочил на стуле, а потом задал совсем уж нелепый вопрос:

— Откуда ты знаешь?

Я вытаращил глаза.

— Откуда я знаю — что? Что Сонька умеет и чего не умеет?

Как ни мало он обращал на меня внимания, не мог он не знать, что мы с Сонькой выросли вместе!

— Ах да… — пробормотал он и потер лоб. — Извини… Я сегодня немного не в себе.

Я растерялся. Все это было на него совершенно не похоже, поэтому я не знал, как себя вести. Кажется, невозможно было не спросить, в чем дело, но я боялся нарваться на обычную холодную отповедь. Поколебался-поколебался — и все-таки спросил. Против ожидания, он ответил мне вполне по-человечески — видно, по его собственному выражению, потому что был «не в себе»:

— Видишь ли… Мне кажется, я попал на ленту Мёбиуса… Не в каком-нибудь там высоком смысле, а вот именно в том самом… в Петькином…

Он умолк и посмотрел на меня. На этот раз в его взгляде явственно читалось желание от меня отделаться. Спрашивать дальше было бессмысленно. На том наш разговор и окончился. В итоге я так ничего и не понял.

ГЛАВА 2

Вернувшись на следующий день из города, я неожиданно обнаружил явные признаки сборов и приготовлений к переезду. Я ничего не мог понять. Конечно, лето кончалось, но погода стояла еще вполне приличная, и потом — когда это мы переезжали с дачи раньше середины сентября? К тому же, накануне об этом и речи не было. Что же, спрашивается, могло произойти за краткое время моего отсутствия? Был один верный, хотя и не совсем корректный, способ выяснить, в чем дело — допросить Петьку, который обладал поистине замечательной способностью все слышать и ничего не понимать. Я сто раз давал себе слово не использовать ребенка в качестве осведомителя, но сдержать его мне никак не удавалось.

— Слушай, Петька, — начал я, разыскав его в саду, к счастью, одного, без «наставника», — мы что, переезжаем?

— Ага! — кивнул он. — Завтра!

— Чего вдруг, не знаешь?

— He-а, не знаю. Мама с папой поссорились, — он перешел на таинственный шепот, — и мама сказала: завтра переезжаем. А он сказал: и очень хорошо! Мама про тебя говорила…

Я насторожился.

— Серьёзно? И что же она говорила?

— Мне-то, говорит, совершенно все равно, но ты травмируешь Володю… И еще… Мама сказала: не отпускаю… Нет, как-то по-другому… Ты можешь в любое время идти на все четыре стороны, но деньги я, конечно, заберу…

Все это он проговорил «с выражением» и под конец поинтересовался:

— Слушай, Вовка, а чем он тебя травмирует?

И, не дожидаясь ответа:

— Они разведутся, да?

Я покачал головой.

— Вряд ли, — и поспешил перевести разговор на другую тему, пока он не вернулся к вопросу о «травме». Я отлично понимал, о чем идет речь, и был в ярости. Пусть бы решали свои проблемы — я-то здесь при чем? Незачем было приплетать меня — все это мое дело и только мое! (Кажется, у меня опять выходит что-то не то. Сначала меня все время тянуло забежать вперед и рассказать все с самого начала, а теперь я начал говорить сплошными загадками, так что вообще ничего нельзя понять. Необходимо объяснить, о какой «травме» говорила мать, что я и сделаю очень скоро.)

За ужином все вели себя как ни в чем не бывало и вполне мирно обсуждали практические детали переезда. Никому не пришло в голову поинтересоваться, хочу ли я переезжать. Хотя нет, вру: мать все-таки проговорила что-то вроде: «Ты, надеюсь, не против?», но ответа ждать не стала и тут же добавила: «Впрочем, ты же можешь приезжать сюда, сколько хочешь…» Разобравшись таким образом со мной, она обратилась к Марфуше:

— Марфа, ты как? Поедешь в город или поживешь пока здесь?

Марфуша явно ждала этого вопроса.

— Я бы пожила еще немного, если вы не против.