Второй закон Джаги-Янкелевича

ЯНКЕЛЕВИЧ. Послушайте, все зависит от того, с чем сравнивать. Если с Россией — то нет! (он взглянул на часы) Вей измир! (он даже сел на скамейку).

ДЖАГА. Вам плохо?

ЯНКЕЛЕВИЧ. Мне хорошо, мне даже очень хорошо, но вместо полутора часов мы прогуляли четыре… Так я вылечу в трубу.

ДЖАГА. Не волнуйтесь. Я охранял вас не больше часа.

ЯНКЕЛЕВИЧ. А что вы делали остальное время?

ДЖАГА. Я считаю только чистое время.

ЯНКЕЛЕВИЧ. А это что такое?

ДЖАГА. Ну… Когда я махал ногами, руками, кричал…

ЯНКЕЛЕВИЧ. Прекрасно! Тогда мы можем погулять еще полчасика.

ДЖАГА. С большим удовольствием.

ДЖАГА исчез, а ЯНКЕЛЕВИЧ прошел на авансцену.

ЯНКЕЛЕВИЧ. Мы гуляли еще три и, несмотря на предупреждения, ДЖАГА махал и визжал, и евреи носились по аллеям, как в замедленной съемке…

И я снова стал ждать субботы… В моей жизни появился смысл, но исчезли завтраки — я решил от них отказаться. Вы, конечно, можете спросить: почему? Ну, во-первых, врачи считают это полезным, а, во-вторых, завтракать и содержать личную охрану — непозволительная роскошь.

Тем более, что за долгую жизнь я привык не только не завтракать, но даже и не обедать, а иногда и не ужинать.

Я, кажется, повторяюсь, но хочу вам напомнить, что мы жили в коммунальной квартире. Держу пари, что никто из вас не знает, что это такое. И слава Богу! Достаточно сказать, что каждое утро я стоял в очереди в туалет не менее пятнадцати минут… И то это бывало только тогда, когда у всех был нормальный желудок. Ну, а если у кого-нибудь был, не дай Бог, запор — мы опаздывали на работу. А вы знаете, сколько давали за опоздание? Примерно столько же, сколько за анекдот. За первый… Может быть, поэтому почти у всех был нормальный желудок.

Так что, если хотите — наше общество — идеальное средство от запоров.

Зато в ванну я не стоял ни секунды. Ее просто не было.

В нашей квартире жило шесть семей или двадцать девять человек — интеллигенты и следователи, члены партии и воры, — хотя часто это совпадало, уголовники и ученые, иудеи, христиане, татары и антисемиты.

Как вы понимаете, ни о каком мирном сосуществовании в одной берлоге не могло быть и речи. Достаточно было одной искры, как говорил когда-то Ленин, правда, совсем по другому поводу, чтобы возгорелось пламя. И такое пламя постоянно бушевало в нашей квартире. А искрой могло быть все — долгое занятие туалета, образование государства Израиль, запах щей или конины, короткое замыкание или длинный еврейский нос, или процесс врачей-убийц…

Не знаю, помните ли вы этот процесс, но я его хорошо помню…

Уж лучше б я его забыл…

Тогда врачей-евреев обвинили в отравлении Сталина. Или, если хотите, международное еврейство с помощью своих врачей пыталось отравить отца и учителя всего человечества. То есть, как вы понимаете, готовили не просто убийство, а отцеубийство.

Конечно же, они просчитались, потому что надо быть полными идиотами, чтобы пытаться отравить бессмертного…

Поликлиники опустели. Не потому, что все вылечились или перемерли, а потому, что многие врачи, как и у вас, были евреями. И если уж они подняли руку на великого Сталина — то им ничего не стоило опустить ее на менее великого пациента…

И остался всего один бессмертный — Ленин. Правда, тоже в гробу…

Вот в такое веселое время мы жили. И что для нас было не пообедать или там не поужинать…

Поэтому отказаться от завтрака — было для меня раз плюнуть.

По утрам, вместо завтраков, я читал и думал. Две приятные вещи, которыми мы так редко занимаемся… Возможно потому, что за них не платят.

И вы знаете, я так много думал и так мало ел, что к среде, совершенно неожиданно для себя, открыл закон…

Честно сказать, я даже испугался. Как вы, наверное, догадываетесь, до этого я законов не открывал.

Это был первый закон ЯНКЕЛЕВИЧА…

Открыть его мне было непросто, я думаю — труднее, чем Ньютону. Ему для открытия было достаточно увидеть падающее яблоко, в то время, как я вынужден был проанализировать всю мою жизнь. И знаете, к чему я пришел? Вы не поверите! Оказалось, что вся моя жизнь — сплошная глупость. Ну, подумайте сами — разве не глупость, что я родился там, под сталинским солнцем, когда во всем мире светит обычное?.. Разве не глупость — всю жизнь считать их рубли, когда в мире столько прекрасных валют — например, «крузейро», хотя он и падает.

А то, что идя в атаку во время войны я кричал «За Родину!», «За Сталина» — а не «За Розу!», «За Ильюшу!»… — разве это не глупость?..

И вот — Розы уже нет, а Ильюша там, с женой и внуком. А я вот здесь, один. Разве это не очередная глупость, что я уехал умирать на свободу, а они остались жить там. Потому что эти сволочи их не выпустили… И, скорее всего, я их никогда не увижу…