Второй закон Джаги-Янкелевича

Согласитесь — сидеть здесь в тюрьме, не зная за что, да еще и без зубов — малопривлекательная перспектива.

В это утро я даже решил позавтракать. С горя…

Раз я стал «богатым» — почему бы, спрашивается, не позавтракать?..

Я пил свой кофе, смотрел за окно и думал, что во всей этой прекрасной стране, где так легко и свободно, мне даже не с кем посоветоваться. Не с кем сказать слова. Ни позвонить. Ни зайти…

Вот так неожиданно позвонить в дверь, увидеть родное лицо и сказать:

— Ну что, не ждал, старый хрен?! А ну, вставай, пойдем бродить по каналам…

И идти, и болтать — ни о чем. И обо всем.

Я обрел свободу, но с кем мне на этой свободе общаться?..

Скажите мне — что это за свобода, если можно раскрыть рот, но не к кому обратиться?.. Кроме телохранителя. И что я ему могу поведать? Что меня, миллионера, сняли с дотации на зубы? Ну, ну…

И не было Розы… С ней мне ничего не было страшно. Она бы быстро вставила зубы налоговому ведомству…

Но она ушла, а сын не приехал — и я был один.

ЯНКЕЛЕВИЧ взял портрет Розы и долго смотрел на него.

ЯНКЕЛЕВИЧ. О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна…

Он повернулся в зал.

И мы летали с Розой над зеленым лугом, над голубой рекой. И никому из нас не хотелось опускаться на землю, где зубы, налоги и одиночество… Меня опустили на нее сальвадорские повстанцы… Они ворвались ко мне — черные, бородатые, но не евреи.

— Хуан, Раминес и Кармен, — представились они.

Они мне сообщили, что борются за правое дело и что они победят. Что я мог им ответить? Конечно, «Vanceremos!»

И, подняв правую руку, добавил: «Patria o muerte!»

Вы знаете — они были тронуты, слезы покатились из их глаз прямо на их бороды. Но они взяли себя в руки и сообщили, что у них мало денег.

— Что вы нам можете предложить? — спросили они меня.

— Вей измир, все, что на столе, — сказал я, — кофе, сыр, масло, бананы.

И они таки неплохо поели. Подполье ело и не стеснялось.

Процентов десять моей пенсии пошло на поддержку герильос…

Поев, они поинтересовались, могут ли рассчитывать на мою помощь… И я обещал поделиться всем, что есть. Вообще то, если бы все герильос обращались за помощью только ко мне — с национально-освободительным движением было бы покончено навсегда…

Я не успел убрать со стола — на пороге опять стояли бородатые. Я начал быстро соображать — какое подполье, и на всякий случай быстро крикнул «Vanceremos!» Но надо было сказать «Шолом»! Потому что это были евреи. Хотя тоже просили деньги. Правда, не на подполье, а на кладбище.

— Сколько вы можете нам дать?

— Нисколько, — сказал я, — у меня чудесное здоровье, и я туда не тороплюсь. Кто торопится — пусть тот и дает. Что со мной может случиться, когда у меня телохранитель?..

— Тогда шолом алейхем, — сказали евреи.

— Patria o muerte! (ЯНКЕЛЕВИЧ поднял руку, сжатую в кулак).

И тут раздался телефонный звонок. Я думал, что это сын — кто еще мне звонил все эти годы? Я сорвал трубку.

И ЯНКЕЛЕВИЧ сорвал трубку.

ЯНКЕЛЕВИЧ. Ильюша, родной, ну как, как вы там?!..

ГОЛОС В ТРУБКЕ. Господин ЯНКЕЛЕВИЧ?

ЯНКЕЛЕВИЧ. Ильюша? Это не ты?..

ГОЛОС. Нет, это господин Шац.

ЯНКЕЛЕВИЧ. Шац? Из Министверства Финансов?! Разве ты знаешь французский?

ГОЛОС. Это другой Шац — председатель общины.

ЯНКЕЛЕВИЧ. А-а, господин председатель, очень приятно… Что же вы тогда убежали?

ШАЦ. Я вообще бегаю по субботам, а что?..

ЯНКЕЛЕВИЧ. Нет, ничего… Просто, я подумал, — неудобно бегать прямо в шляпе и сюртуке…

ШАЦ. Как-никак — суббота. Не могу же я в такой день бегать в спортивном костюме.

ЯНКЕЛЕВИЧ. Конечно, конечно, что за вопрос.

ШАЦ. Господин ЯНКЕЛЕВИЧ, не могли бы вы уделить нашей общине часок?

ЯНКЕЛЕВИЧ. О…общине? Часок?!

ШАЦ. Мы знаем, что вы чрезвычайно заняты… Ну, полчасика…

ЯНКЕЛЕВИЧ. С…с… с удовольствием. Хоть два.

ШАЦ. Премного благодарен. Мы вас ждем сегодня, в девятнадцать часов. (ЯНКЕЛЕВИЧ в зал) Я был очень взволнован. Шутка ли — впервые за все время мне звонили. Да еще из общины. Да еще и председатель.

Появился ДЖАГА.

ЯНКЕЛЕВИЧ. ДЖАГА, я так рад вас видеть. Но, к сожалению, я смогу быть с вами сегодня всего часик.

ДЖАГА. Что такое?

ЯНКЕЛЕВИЧ. Все время разрывают на части… Ни одной свободной секунды. Вот сегодня — ждут в общине…

ДЖАГА. Я вам завидую. У вас так много друзей, знакомых.

ЯНКЕЛЕВИЧ. Не то слово! Если б не мой бункер — я б не мог работать. Зовут со всех сторон и континентов — парти, обеды, коктейли. Потом этот, как его… гридж…

ДЖАГА. Бридж?..

ЯНКЕЛЕВИЧ. Нет, нет… Гольф, вот… Просто нету сил. Вечно одно и то же: ЯНКЕЛЕВИЧ, мы вас ждем, ЯНКЕЛЕВИЧ — сегодня у нас, ЯНКЕЛЕВИЧ — мы с трудом достали рыбу…

ДЖАГА.(удивленно) Рыбу? Но почему ее надо доставать?