Второй

А после наступила непонятная передышка. Я даже подумал, что мои адовы муки на сегодня закончены и кто-то из «коллег» на себя взял не прошедших осмотр пациентов.

Но дело было вовсе не в этом.

Сначала я услышал громкий, неестественно пронзительный крик — так мог кричать только смертельно раненый человек. Охрана высунулась в коридор, я хотел было тоже Но Курт преградил пульт и достав пистолет просто сказал: — С места не двигаться. Не выходить — иначе за безопасность не ручаюсь.

Шум нарастал, мне начали слышаться звуки какой-то толи возни, толи потасовки, так словно в коридоре кто-то захотел поиграть в догонялки.

Курт взвел курок и стал возле двери.

В коридоре борьба нарастала и стала приближаться к нашей комнате. Мне захотелось спрятаться, но укрытия, кроме как залезть под стол, не было.

После раздались несколько резких хлопков и шум затих. Секунд тридцать была гробовая тишина. Потом услышал шаги под дверью — Курт напрягся, дверь распахнулся и зашел сержант из охраны. Лицо у него было оцарапанное, да и сам какой-то помятый…

— Отбой — сказал он. — Справились сами.

Курт не спешил прятать пистолет.

— Расскажи что случилось?

— Да в одной из камер пациент, ни слова не говоря, голову светлячку свернул и пока охрана зевала выбежал в коридор. Тут мы конечно подключились…но…там уже кокон…за три минуты построился, представляешь.

Сейчас коридор зачистят и продолжим. Твой как? — охранник кивнул в мою сторону. Курт двинул плечами.

— Нормально. Он со Вторым бродит. Привычный.

Я почему-то даже вздохнул с облегчением. Хотя вспоминать, как я собирался под стол лезть стыдновато все же было.

И снова повели пациентов.

Девушка, очень красивая брюнетка с неестественно красными губами. С глазами цвета морской воды и…маленьким, но уже проснувшимся зародышем.

Аура скомканная, оранжево — бордовая с хорошо прорисованным черным пятном, шевелящимся, начинающим питаться.

— Она — сказал я Курту одними губами. Верить не хотелось. Но картинка была слишком яркой.

Охранник подошел к девушке со спины и я увидел, как блеснул шприц.

— Это просто снотворное. Оно замедлит процесс, пока мозгоправы не придумают что делать, — объяснил мне Курт.

А мне, глядя на лежавшую неподвижно, опустив голову с копной темных густых волос на стол девушку, хотелось заорать в голос от вселенской несправедливости.

Я все смотрел и смотрел в ее ауру словно пытался разглядеть там что-то еще кроме сворачивающего ореол — паразита. — Она уже умерла, — подумал я глядя как охранник, держа на руках, выносит девушку из комнаты. У живых людей не бывает такой ауры.

— Еще двое, — сказал усталый охранник.

— Как вас зовут? — спросил я запоздало.

— Черкачов, я старший смены. Мне пацанов жалко на такие мероприятия тягать. Это я привычный — словно оправдывая свое присутствие неожиданно сказал он.

Значит не один я себя карателем ощущаю…

— Часто такое…бывает?

Он задумался. Нахмурился.

— На моей памяти третий раз. Обычно все тихо. Они же тут все на седативном или галоперидоле. Микстуру Бехтерева стаканами глушат.

Я кивнул в ответ. Хоть половины слов не понял, но суть уловил. Порядок в санатории, как в обыкновенной психушке.

— Можно вести, — сказал я Черкачову.

Уставшая от жизни быта, проблем, возраста женщина. Совсем не старая — максимум немного за 40, но совершенно высохшая изнутри. С серой тусклой аурой. С большими проблемами со здоровьем и без зародыша. Она сидела совершенно безучастная к происходящему и мне даже казалось, что она не вполне понимает где и кто она сейчас.

И тонкая черная спираль в серых отблесках ауры. Спираль, высасывающая и без того слабую жизненную силу. Сколько ей осталось жить — подумал я глядя в бесцветные не мигающие глазасутки, двое… после не останется ничего даже от тела. Но и кокона не будет. Паразит сам себя уже ест. От женщины осталась лишь оболочка, которая рассыплется, как только женщина умрет. И будет лишь горстка праха вместо может быть совсем не давно живого человека. Здесь уже никто не поможет…

— Она выгорела до тла…Не трогайте ее, пусть все закончится быстрее. Не надо лекарств. Прилипала высосал ее до капли…

Черкачов очень бережно под руки вывел женщину из комнаты и оставил меня ждать последнего пациента.

Мальчик. Не старше 14.Охранник попросил его не разговаривать и ничего не бояться. Легко сказать ребенку — Не бойся. Но что делать, если даже взрослые сидят и трясутся от страха в этой комнате.

Паренек держался изо всех сил. Я видел. Он почему-то вбил себе в голову, что трусом в такой ситуации быть плохо. И всем своим видом пытался показать, что он ничего не боится. Это было понятно и по вздернутому вверх подбородку, по тонким сжатым в одну линию губам, по слегка учащенному дыханию. Для него самое главное было то чтобы никто из нас троих взрослых мужчин в этой комнате так и не понял, что он до ужаса напуган.

Я смотрел на его ауру и просто не мог повериь. Серебро с золотом. Яркая, еще не растраченная, с ровным неприглушенным сиянием.

И черный паразит еле заметной каплей в самом центре.