Побратим. Самый близкий родич не по крови – по духу. Побратим был даже ближе жены и возлюбленной. И меня, израненного и пустого, это более чем устраивало. Женскую суть вынули, испепеляющий жар высосали, и чувства превратились в тлеющие тёплые угли. Дай время – и костёр вновь разгорится. Если бы не онемевший бок и первый день весны... Я погладил знакомый изгиб рогов и вложил гребень обратно в ладонь Кориона.
- Подержишь у себя, пока я не вернусь, хорошо? Ты только женщину больше не жди…
- Вадим? Вадим, дыши!
Я успел увидеть, как расширились чёрные глаза, а потом потолок сменился небесной синью глаз Кайракана, мир наполнило пчелиное жужжание, рот забился сладостью мёда, и бабуля поднесла ко рту чашу с водами Безымянки.
- Не бойся. Ты выживешь в любом случае, – шепнул мне Волх и залил уши воском. – Просто то, что отдано, к тебе уже не вернётся.
Так было правильно. Чтобы что-то получить насовсем, нужно что-то насовсем отдать. Иначе в чём смысл сделки?
В глаза ударили первые лучи рассвета, и всё растворилось в солнечном сиянии.
Глава 18. Ребенок человечества
Корион не раз видел смерть. Она приходила в разных обличьях: кто-то уходил быстро и кроваво, как тот дурной мальчишка Джордж, кто-то медленно и мучительно угасал от болезни, кто-то же вот так, внезапно, без видимых причин и предпосылок закрывал глаза. Как Вадим Волхов.
Но до сих пор Корион не гнал от себя очевидное с такой страстью. Мальчишка не мог просто взять и умереть. Они же совсем недавно провели слияние, то ли переругиваясь, то ли перешучиваясь. Элиза удалила проросшую яблоню, она говорила, что жизни ничего не угрожало. Причин для смерти не было, не было, и всё! Корион ещё не убил Волхова за ту эскападу с превращением в женщину, так какого чёрта у него остановилось сердце?!
- Дыши! Дыши, ну же! Дыши, я сказал!
Он встряхнул обмякшее тело раз, другой. Златокудрая голова мотнулась так, что в шее что-то хрустнуло. Глаза приоткрылись, и в пространство уставились круглые расширенные зрачки с бледно-зелёной каймой. Пустые, безнадёжно мёртвые. От их вида в голове щёлкнуло. На мгновение перед Корионом предстал совсем другой мальчишка, рогатый, как все келпи, и его открытые глаза, сначала мёртвые, а затем дрогнувшие от промелькнувшей в них жизни.
«Вы понимаете, что между остановкой сердца и остановкой мозга бездна времени?!» – кипятился Волхов в воспоминании.
- Элиза! Элиза, быстро сюда! – крикнул Корион, взмахом руки наколдовал под ногами мальчишки валик, нащупал мечевидный отросток на грудине, отмерил от них два пальца и, поправив положение головы и языка, с силой выдохнул в мягкий рот перед тем, как надавить на нужную точку. – Элиза!
Пятнадцать нажатий, два вдоха в рот, перекрыв нос – так делал Вадим, когда возвращал Ки к жизни. Спокойно, методично, ритмично, без паники качать насыщенную кислородом кровь к мозгу. Вадим ещё вводил препараты от возрастной гипотонии и некоторые обезболивающие, выпытав перед этим состав и уточнив механизм действия. Корион разрабатывал их как средство против обмороков и боли в сердце. За счёт адреналина зелье расширяло сосуды в мозге и повышало давление.
Прибежала Элиза с нужными пузырьками и ахнула. Корион, не обращая внимания, бился над бездыханным телом.
- Коли!
Целительница нащупала вену и ловко вогнала лекарства.
- Корион… Хватит, уже всё… – через пять минут пробормотала она.
Корион послал ей зверский взгляд и снова наклонился, вдыхая в безвольно приоткрытый рот воздух.
- Не всё. Волхов вернул Ки к жизни безо всякой магии, – процедил он сквозь толчки. – В его мире для этого целый подраздел медицины существует. Пока его мозг работает, он жив.
Корион знал, что при желании мог довести до икоты одним своим видом, но здесь эффект превзошёл все ожидания. Элиза попятилась от него к выходу из палаты, успокаивающе подняв руки.
- Хорошо-хорошо. Ты не паникуй, спокойно делай искусственное дыхание, я сейчас позову медиков из Сида Трёх Дубов. Они работали с Волховым, у них есть его методики и разработки по реанимации. Они всё сделают грамотнее. Ты продолжай, продолжай…
Корион на какой-то ужасный момент заподозрил, что она побежала вовсе не за коллегами Волхова, а за психиатрами, но в палату действительно прибежали целители с ИВЛ в чемодане и оттеснили алхимика в сторону, ловко надев маску на лицо Вадима между вдохами. Кто-то разорвал его футболку, прижал к груди ладони с трещащими между пальцев электрическими разрядами, и тело на кровати выгнуло в судороге. Бледная рука с посиневшими ногтями безвольно повисла, и с нескольких фенечек посыпался бисер. Корион зацепился взглядом за эту руку, сделал шаг назад и тяжело осел на стул. Мир поплыл кругами, заложило уши, осталась лишь тонкая мальчишеская рука с нитками, зацепившимися за пальцы. Сознание выхватывало отдельные действия целителей и слова вспышками. Будто бы это была не светлая палата в Больничном крыле, а снова поле боя, рядом что-то взорвалось, и он не успел открыть рот. Впрочем, почему «будто»?