Второстепенный: Плата

Обычно глубокий, бархатный, голос отчётливо дрожал. Да ещё моя голова угодила прямиком ему на локоть, и картинка получилась совсем замечательная. Хоть сейчас на постер какого-нибудь драматического фильма.

- Вадим!

Корион наклонился ближе, и у меня, несмотря на весь раздрай, перехватило дыхание. Он был так близко, что на губах ощущалось тепло. Вот сейчас… Ещё чуть-чуть…

Холодные пальцы пробежались по шее в поисках пульса, и я захихикал от щекотки. Весь драматизм сразу испарился.

- Волхов! – грозно рявкнул профессор, разом войдя в режим злобного тёмного мага. – Что за шуточки? Вы зачем ушли из Больничного Крыла? – Он безжалостно затряс меня за плечи. – Дрянной мальчишка! Совсем совесть потерял, маленький мерзавец! Хочешь меня с ума свести?!

От такого бесцеремонного обращения с моей больной тушкой глаза открылись сами собой.

- Не на-надо меня-ня трясти-ти! – завопил я, звонко клацая зубами. – Ай! Профессор, я язык прикусил!

Профессор добавил ещё и подзатыльник.

- За ваши фокусы, мистер Волхов, вас выпороть мало!

Выпороть? Меня? После всего, что я тут сейчас пережил?!

- Вот сейчас обидно было, – я шмыгнул носом, сморгнул навернувшиеся слёзы. – Из меня тут сердце с корнем выдрали, душу раздербанили и в качестве компоста использовали, а вы… вы… Да я тут сдох сейчас за вас всех!

И отвесил звонкую пощёчину этой вконец офонаревшей морде. Корион от неожиданности только головой мотнул, а меня, воодушевлённого победой, понесло. Пощёчины, удары и толчки посыпались на голову и грудь эльта вперемешку с бессвязными воплями. Корион был в таком удивлении, что даже не сопротивлялся. А я орал, дрался и ревел в голос, потому что огонь в жилах плескался и настойчиво просился наружу, к Кориону, такому вкусному и терпкому. Не сжечь, нет. Согреть. Этого тепла было так много, что я чувствовал себя огромным переполненным шариком. В меня лилось и лилось, а выхода всё не было. И это бесило ещё больше. Я бил и бил, бил и бил… За потерянную часть души, за проклятый гребень, за все мои чёртовы смерти от его руки, за то, что даже выдранная с корнем яблоня не освободила меня от него…

Корион потрясённо внимал, покорно снося всё, и даже не дёрнулся, когда я в запале поставил ему синяк на скулу и выдрал клок волос из виска. Чёрные пряди в кулаке отрезвили. Я растерянно посмотрел на них, разжал пальцы и уткнулся в твёрдую тёплую грудь лбом с совершенно жалким скулежом.

Его руки зарылись в спутанные кудри, погладили по затылку и плечам. Виска осторожно коснулись сухие губы. Я вздрогнул от этого неожиданного поцелуя и весь сжался.

- Я очень виноват перед тобой, – едва слышно выдохнул Корион и замер, прижав меня к себе. – Как мне искупить вину?

Слёзы сразу показались горькими. Эти бы извинения да пару часов назад…

- У меня внутри ничего не осталось, – глухо выговорил я и схватил алхимический плащ за молнию, когда Корион отшатнулся, желая заглянуть в лицо. Смотреть на него не было сил. – Великая Мать на этот раз взяла очень много. Всё такое неустойчивое и хрупкое и горит… От меня ничего не останется, если ты не заберёшь этот огонь. Передай его остальным. Я знаю, ты сейчас в связке с Владыкой. Пусть ещё раз наложит забвение на людей, как тогда, в последнем бою против Инквизиции. Сотрите Сопротивление окончательно…

Корион вздрогнул, обнял сильнее, зарылся носом в пыльные волосы, помолчал и неохотно разлепил губы:

- Владыка опасается, что Змей снова попытается подобраться к нему. Во время колдовства он будет беспомощен.  

- Пусть не волнуется. Я прослежу, чтобы Змей убрался отсюда, – я потянулся, обнял в ответ и шмыгнул носом в последний раз. – Готовы?

Ещё мгновение назад ласковые, руки больно сжали волосы, потянули властно, и Корион строго посмотрел мне в глаза.

- Что значит «я прослежу»? Что вы задумали, мистер Волхов?

От его потемневшего вида и чёрных глаз, пробуравивших душу, мне стало ну очень неуютно. А огонь в жилах всё набирал и набирал напор, затрещала голова... В общем, сохранять достойный настрой для диалога у меня сил не осталось.

- Сэр, давайте потом, а то я сейчас лопну! У меня, вообще-то, сверхчувствительность, и она никуда не пропала! Давайте вы сначала передадите всё Владыке по вашему эльтскому вай-фаю, а потом будете пытать со злодейским видом?! Честное слово, я вам даже подыграю. Буду закатывать глаза и постанывать: «О, сэр! Да, сэр!» 

От страстной высокой ноты, с которой были сказаны последние слова, в носу стало мокро, и я красноречиво выгнул бровь, слизнув кровь с губ. Хов вздохнул, снова притянул меня в объятья и забрался холодной рукой под футболку. Мышцы живота непроизвольно дёрнулись.

- Шут, – проворчал он. – Почему вы такой шут, Волхов? Говорили же серьёзно…

- А почему вы по-серьёзному не понимаете? Ждёте, когда я сбавлю градус вашего нуарного пафоса? – фыркнул я и прикрыл глаза, чувствуя, как жар закрутился воронкой и хлынул в солнечное сплетение. Спину выгнуло в судороге наслаждения. Руки вцепились в широкие плечи, и страстный стон получился сам собой: – О! О, да, сэр!